Очень точно получилось составить психологический портрет, не только брата, но и семьи. За кадром, по намекам, виднеются другие отношения и проблемы. Уже в том, кто глава семьи, откуда подчинения и даже молчаливый страх.
И ненависть появляется не из-за этого страха, а из-за таких (на первый взгляд) мелочей, как цвет глаз, любимчик или кормилец…
Хорошо.

Большая вселенная теряет, плача дождем; маленькая вселенная находит – любовная линия.
Причина – изменения в космосе, солнечные бури или обычное чудо (чем все обычно объясняют, не догадываясь о происходящем наверху). Такая необычная и грозная параллель, которая привела к зарождению новых отношений.
«Я никогда не думал, что время, мысли, счастье можно измерять шагами. 2856 шагов до двери подъезда» - в основе поиск счастья. Потому сцена в доме написана в настоящем, она как ожидание чуда.

Да, и грустно, и смешно. Жизнь по сценарию и чужой прихоти.
Написано лаконично, потому что иронично. Вечная жизнь на страницах.

Да, такое бывает… сочетание, проблемы, судьбы. Реалистичности мало, отвлекают рассуждения…. В некрасивом деле – крепкий и добрый дух. Обычно сильнее, не до самоубийства; или слабее – забываясь в алкоголе (с которым обязательно бы помогли друзья по помойке).
Много слов о боли… Мне кажется, нужны были описания физических страданий (не пересказ, а сложности жизни). Хотя само по себе перечисление таких уродств порождает в голове мысли о невообразимых мучениях главного героя, для которого смерть стала заветной мечтой.

Основная идея - мистическая, но мистики нет, как таковой. Появление призрака еще не явилось кульминацией, реакция не прописана. Из солдатика сделали обычное явление – достопримечательность заведения. Видели его многие, но, наверное, французского никто не знал, чтобы помочь призраку. И только Марина решилась, смогла, что оказалось не так-то сложно.
При этом, девушка очень быстро забыла про парня, которого ждала. И к этой линии ожидание никто не вернулся даже в концовке. Наградой ей стал найденный перстень, и улыбка призрака… Несколько линий (любовная, мистическая, родственная), несколько персонажей, из которых двое были вычеркнуты, остались главные для ключевого момента. Но к чему он привел: раскрыт ли смысл зачина.

«Вечная борьба света и тьмы, жизни и смерти» - наступление рассвета, возвращение к жизни. В зарисовке проведены три параллели: сон и явь, ночь и день, жизнь и смерть.
Здесь явь приносит больше тревоги и ожидания, чем сон. А эпизоды сна будто стоят на своем месте для героя – то, нужное, что он должен увидеть. Явь озвучивает будто шепотом, короткими фразами, потому, как бы, бегом, в погоне за истиной. Впрочем, завязка не нова, но описание сна ее оживляет.
Кое-где стоит согласовать время глаголов. Отделить абзацами.

Лана, надеюсь, ты ничего не изменяла! Вариант еще тот...

«Боги поневоле» - роман в жанре городского фэнтези. Автором описывается раса Звездных, которые приходились для земли богами. При этом, сама идея о сверхсильных созданиях может расцениваться, как мистическая. Но, на протяжении повествования, автором создается особый, четко выписанный, мир, в котором происходят действия и события, связанные с основными героями. Придумывание особого мира и персонажей, наделенных сверхчеловеческими способностями уже говорит о жанре фэнтези. Поскольку мистика – это больше проявление необычного в реалиях повседневности.
Роман, обычно, затрагивает описание событий, происходящих с одним героем (или несколькими) на протяжении определенного промежутка времени, при этом, основной упор делается на развитии (или наоборот, деградации) мировоззрения персонажа, раскрытии наиболее значимых поворотов его судьбы.
В данном случае, главный героем является Владислав – обычный человек, который попадает в переделку, перейдя дорогу опасным людям, и после чего его жизнь круто меняется. Он становится учеником бога, даже не выбирая, потому как «было два выхода: либо умереть, разбившись, либо стать звездным» - и выбор сделали за него.
Для рецензирования было выбрано две части романа.
Первая – с 1 главы по 4.
Вторая – 8 и 9 главы.
Роман велик для рецензирования, выборочный анализ не позволит проследить развитие линии главного героя – проявление характера при разных обстоятельствах, по пути от человека к богу. Только выявить изменение в авторском стиле, которые проявляются в в дальнейших главах, то есть, постоянство выбранного стиля.
Для зачина автором выбран прием, задающий темп действиям в романе. Первая же сцена без описаний, без вступлений погружает читателя в вихрь смертельных авантюр.
Первая глава первой части посвящена смерти Владислава и встречи со странным человеком, который оказался богом, спасшим его.
Состоит из двух крупных фрагментов – поездка в фургоне и утро после смерти. Основой смысловой связки фрагментов является личность главного героя. В остальном – на протяжении первой главы происходит нанизывание на нить сюжета действия, происходящих с ним. Действия строго направлены в будущее, и только в в некоторых местах идет возврат к прошлому – воспоминаниям героя.
«Владиславу было плохо. Так плохо он никогда себя не чувствовал» - психологический прием создает нужное напряжение, чтобы зацепить читателя. Дальше – «Его избытое окровавленное тело ощущало каждую малейшую выбоину, каждый ухаб чертовой дороги». Для создания динамики автором используется цепная связь через местоимения «так» и «его». Для речи характерны короткие предложения, в центре которых находится глагол. Но, как видно уже в первом абзаце, используются и описательные вставки (они выделяются настоящим временем глаголов) - «Темнота. Лишь где-то справа пробивается сквозь маленькую щелку свет», которые приостанавливают повествование и делают его более конкретным.
Авторская прозаическая строфа в данном случае равна абзацу. Для их завершения и размежевания применяется несколько средств:
В первом абзаце – резкий переход на параллельную связь между предложениями, так, что к концу абзаца атмосфера безысходности накаляется: «он попробовал выругаться. Разбитый рот не слушался. Вместо привычного мата сорвались какие-то свистящие звуки». В последнем предложении использовано противопоставление – «вместо», что ставит точку в синтаксисе данного абзаца.
В первом эпизоде автор использует вводные слова для связки абзацев и строф (мысли).
«Вдруг он напрягся…» - здесь появляется второй персонаж. Вопрос: «Где я?» продолжает мысль третьего абзаца.
«Внезапно он вспомнил» - рассказывается о долге перед группировкой. Точка в интерлюдии «Потом – чернота».
«Что со мной будет?» - вопрос продолжает повествование, но, прежде чем начать диалог, описывается полувидимый собеседник Владислава – «карий глаз», «темная прядь», «нос горбинкой». Портрета не видно, но по реплике – «Я просто развлекаюсь!» (о развлечении сказано дважды) видно, что второй персонаж – не так прост. В отрывке, также, автор делает паузу и рассказывает о грузовике (даже надписи Marocco).
То есть, повествование, как и видно дальше, сосредотачивается на настоящем времени и чередовании событий. Следственно, и попадает под авторское внимание то, что нужно для воссоздания «текущего момента» и движения вперед.
Композиция такова: описывая ситуацию с главным героем, автор делает упор не на его мыслях, воспоминаниях и переживаниях, а, как бы, через Владислава знакомит читателей со вторым персонажем, что я было целью первого эпизода.
На этом указывает и краткость второго эпизода.
Да, повсюду ведущей силой выступает поведение главного героя, но фактически его ощущениям после приключения посвящен только первый абзац – «И дух захватило. Он увидел громадину дома. Считать этажи он не стал…. Тело слушалось легко и охотно… Желание было только одно – добраться до дома».
И события вторят заданным в первом абзаце мыслям героя: появляется таксист неведомо откуда; квартира, засыпанная деньгами (которые он задолжал, наверное, иначе этот факт не объяснить).
«Он смахнул пачки с кровати, прежде чем рухнуть на нее и заснуть» - завершается первая глава. Что в ней было рассказано о герое? Имя; то, что он легко попадает во всякие переделки; живет на пятом этаже в собственной квартире.
Про характер что-либо сказать трудно – все действия героя (точнее, бездействия) адекватны поведению в такой ситуации; мысли – отражают действительность, не погружаясь во внутренний мир.
Вторая глава, естественно, начинается с пробуждения героя. Утро описано весьма буднично - борьба с будильником, потягивание. Очень похоже на то, что сон исцелил Влада от тяжких воспоминаний прошедшего дня… или ночи? Стоит обратить внимание на временной аспект. Герой уснул под утро, как сказано в первой главе, таким образом, проспал целые сутки. Но нигде не сказано, что его возмутило это, нигде не указана его тревога по поводу пропавшего времени и возможного прогула работы.
«Все это был лишь сон!» - традиционное, часто применяемое средство в мистической прозе. Однако сказано, что «он отчетливо помнил горы ценных бумаг», но фраза «пришлось встать» возвращает и усиливает обыденность данного утра.
Волнение Влада показано лишь в ванной, когда он обнаруживает свое лицо выбритым, а одежду – испачканной.
Следующий эпизод – с пивом – опровергает нагнетаемое настроение.
«Он слегка обрел душевное равновесие» - таковым было задано состояние Влада, но, нервничая, он «не смог отказать себе в удовольствии» и выпить пива.
Причем, покупке и дегустации пива уделено двойное внимание: киоск и забегаловка. Позже становится понятно, что на вкусовые рецепторы Влада повлияло произошедшее превращение, но одного «подтверждения», вернее, пока что намека на это вполне было достаточно.
Другой случай, если тетя Маша – продавщица – фигурировала бы в дальнейших главах. Но, судя по эпизоду, герой бы не посмел заходить туда в иной раз.
Диалог с тетей Машей открывает новую сторону жизни Влада – «Пьянь подзаборная!» - кричит она, что делает его далеко не идеальным для бога…
Следующий (третий в данной главе) эпизод описывает приход на работу.
Конечно, прежде чем, перенести главного героя в мир необыкновенных приключений и наделить его новым качеством, надо было показать обычную жизнь, до происшествия. Но данное описание рабочего дня выполняет иную функцию в романе.
С порога Влад узнает о новеньком, который тоже является звездным и подослан сюда, наверное, для слежки за будущим учеником. Тот даже привлекает на свою сторону сплетницу Леночку, чьи обязанности расписаны в первом абзаце. Поговорив с секретаршей, главный герой направляется (почему-то) в столовую, где и встречает новенького работника.
Стоит заметить, что поведение героя заведомо идет на сближение, направлено в будущее. О его работе, кабинете (куда он должен был заглянуть первым делом) не сказано ничего. Какую должность занимал герой? Как выполнял свою работу? Эти детали могли бы хоть как-то охарактеризовать Влада. Из преложенной авторов информации получается вывод – что работа героя особо никогда не волновала.
Кульминацией «рабочего эпизода» является диалог с Делом Звездопадом (то есть, новеньким). Какую информационную нагрузку несет данный диалог (с позиции героя и сюжета)?
1. Знакомство с одним из богов.
2. Подтверждение ночных событий (газета, которую читал новенький).
3. Вывод, сделанный Владом, о новом сотруднике – «Странный человек».
В разговоре звездным, словно по неосторожности, упоминается имя «Ямы», однако, для главного героя это не имеет никакого значения, на данный момент.
Третья глава начинается с очень интересного и наиболее психологичного эпизода, действия которого происходят ночью в спальне главного героя. Удачный образ странного диктора, кровавые струи на телевизоре с подходящим названием «Рубин», обращение с экрана – сцена очень хорошо показывает запугивание героя.
Возможные варианты трактовки:
1. Запугать главного героя.
2. Продолжить знакомство с Делом и сблизить их.
3. Подсунуть герою странную таблетку.
Следующий эпизод – рабочий день, столовая – для знакомства с Ямой.
Для чего:
1. Знакомство с одним из богов.
2. Подтверждение ночных событий (внешность Ямы).
3. Два странных человека…
Как видно, оба эпизода в столовой практически идентичны.
Но всякая стена доверия разрушилась бы и разрушается, как описано, в четвертой главе, когда к Владу домой приходит вся компания богов.
Конечно, нельзя пропустить тот факт, что Рудра под видом помощи, подсовывает герою какое-то зелье. Но… почему бы ему не сделать это и в первый раз? (тогда можно было просто исключить второй разговор в столовой). Все объяснения к сюжету тоже заменяются действиями персонажей.
Работа – всего лишь фон для сближения и знакомства героя с богами, как и ночные кошмары, как и столовая. Они ни в коей мере не раскрывают характера и прошлого Влада. Наоборот, затягивают кульминацию, ослабляя напряжение. Тем более, эпизоды с работой вводят в роман такого персонажа, как Леночка – имеет ли смысл останавливаться на ней («несчастная женщина! Кому же приятно, когда все сплетницей считают!»).
Третья и четвертая глава показывают изменения в обычном течении будней главного героя: появляются новые знакомые, меняется состояние знакомых уже людей, одолевают кошмары и видения. Но, при слабом психологическом подтексте (реакции на все происходящее главного героя) такие сцены теряют смысл.
Знакомство и опознание Ямы можно было перенести на эпизод в квартире, тем самым, сделать неожиданнее появление богов, а текст – насыщенней эмоционально, а не повествовательно.
Как бы ни старались Яма и Рудра подготовить героя к новым реалиям – обморока избежать не удалось.
Об эпизоде появления богов следует сказать отдельно. Ребята вели себя по-свойски, ибо для них это было привычным занятием – оповещать смертных о своем существовании. Владу же оставалось реагировать на действо, как и любому человеку – удивляться, обижаться, пугаться. Он повторно слышит историю ночного происшествия (ранее из газеты), повторно знакомится с каждым из богов.
Видно, что боги - первостепенные персонажи для автора. В тексте приводится четкое описание внешности каждого, в многочисленных диалогах раскрывается характер каждого. Дружелюбный и открытый Рудра; весельчак Яма; критичный мыслитель – Агни; таинственный Индра.
Обо всех, кроме Влада. До тех пор, пока он не превратился в Велла – автор приписывал герою привычное поведение, не наделяя особыми чертами.
Финальный эпизод оживляет Влада (действия производятся не надо ним, а им самим).
Полет – центральная сцена, выбрана неспроста, как аллегория свободы. Здесь новоявленный Велл должен был развернуться. Как справился с этим автор.
«Он подошел к окну и схватился за протянутую ладонь. Хоп! И он уже в воздухе» - динамично и резко. Такое начало строфы очень характерно для автора. Цепная связь между фразами (местоименная) поддерживает нужный, беглый ритм.
Описательные предложение (в средине строфы) подчеркивают силу полета – «Далеко внизу, дрожа и переливаясь, горели огоньки мчавшихся машин. Темные поверхности крыш домов-корабликов казались пятнами на шахматной доске».
Здесь же показаны чувства героя, несколькими краткими, но меткими фразами: «Страха и вправду не было. Только любопытство» (дополняет диалог, наполненный эмоциональными репликами) и «Дух захватывало».
«Они стояли на крыше сталинской шестиэтажки. Индра шагнул к краю и посмотрел вниз» - заканчивается эпизод с полетом последовательностью действий, уже умеренной.
Черта автора – передача характеров персонажей и их настроения через диалоги. Особенно удачными в этом плане выглядят первый эпизод первой главы (про «разводил зайцев»), эпизод четвертой главы (там, где раскрыты личности богов) и эпизод полета.
В некоторых случаях звучание реплик персонажей завышено автором с помощью восклицательных знаков, даже там, где он неуместен.
Например:
«Странный человек!» - пробормотал он. Бормотание не может быть восклицанием.
Почти все боги, говоря друг с другом, кричат. Они кажутся чересчур эмоциональными, если не возбужденными, и даже легкомысленными. Думаю, автору стоит различать настрой в полилогах не только через постоянное восклицание.
«Где-то в глубине его сознания дрожал и жаловался маленький человек» - только в последний строках первой части проявляется авторская оценка героя. Да, и то, есть подозрение, что «маленький человек» относилось к сравнение с могуществом бога, теперь обретенного им.
Но Велл выглядит заметно живее Владислава – «задыхался от переполнявших его чувств». То есть, боги действительно раскрыли его потенциал.
Продвигая сюжет автор не задумывал раскрывать характер героя, как человека. Он был лишь отражением для богов, средством воплощения их плана. Не знаю, настолько ли это хорошо для романа, где такой герой назван главным. Но… возможно, психологизм вытеснил бы динамику, сделав сюжет статичнее.
«Его прервал громкий крик. Боли, страха и отчаяния. Кричала женщина» - так завершается часть, просто интригуя читателя. Но я перескакиваю на восьмую главу.

Да, а где она, восьмая?

Понравилось, из отрывка видно многое. Все понятно, потому что здесь идет не завязка полная загадок, а отступление – объяснение. Ожидаются приключения в нескольких мирах, сверхспособности и конфликты из-за соединения двух миров.
В конце – возврат к линии брата. Зарождение конфликта, и переход к началу действия.
Обещает быть насыщенным, мистическим (идея уже заложена).

Легкий рассказ. Бумажные бомбы нужно уметь делать правильно, но уметь их делать – неправильно. Вот такая вот задачка для детей, разгаданная на практике.
А потом началась задачка для взрослых – штраф, вызов в школу.
Но детство дано для того, чтобы учиться.

Жуткая атмосфера. Двери закрывается. Закрываются – безысходность, темнота и смерть. Эпидемия, нервозность и страшные открытия (закрытия, точнее) – «- На руки свои посмотри…»
Правый, левый сектор… давка, действительно неприглядные картины рисуются из недосказанности.

Образ одиночки показан метафорично. Мазками показан характер, нескладная судьба. Дикость, проявляющаяся в непокорности, должна была приносить ей какие-то положительные моменты. Например, власть… да, такая сторона жизни, как работа и быт тут не затронуты. На первом плане – любовь, без которой для героини не существовал мир. Но она не создана для любви. Тема раскрыта, но рассказ звучит схематично.

Трогательно. Как случай, который открыл ребятам двери в жизнь. Утенок стал для них символом или девизом для дальнейших поступков. Спасенная жизнь – надежда на будущее. Хороший рассказ о чистом добре. В общем, там все сказано....

Живописно очень, лирично. Только предсказуемые и привычные уже образы лежат в основе зарисовки: обрыв, закат, прощание с жизнью. Пустые глаза, букет любимых цветов, его приходы на утес – подсказки, из которых видна концовка. Конечно, мертвая не знает о том, что мертва. Обрисован то ли ад (судя по повторам), то ли рай – она нашла успокоение, но и все звучит обреченно.
«Быть может лучше жить во лжи? Но все же жить. Тонкие пальцы ветра нежно шевелили ее короткие светлые волосы и эти мысли больше не вызывали желания взвыть и бежать» - о мыслях стоило бы сказать сразу, после их озвучивание, а не вставлять описания пальцев, волос и ветра…

Люди часто ставят друг другу диагнозы, усложняя и дополняя то, что привыкли называть «отсутствием понимания».
Диагноз, в данном рассказе, это не болезни, упоминаемые авторов, а состояние души главных героев, своего рода «ярлык», прикрепленный к личности кем-то или им самим.
Конечно, это не клеймо, которое ставится на душевнобольного, иногда даже подобные «ярлыки» играют положительную роль, потому что выделяют положительные черты, завышая их непомерно. В других случаях – «ярлыки» служат для оправдания тех или иных недостатков человека, что и было показано в данном рассказе.
Автор, запутывая читателя и нагнетая интригу, начинает повествование с выдержки из конспекта по психологии. Здесь описываются два психических расстройства, в основе которых лежит ложная детерминация личности. Между этими диагнозами и затерялся главный герой – Лаврик – нескладный очкарик, который и не подозревал, что становится жертвой чужого самообмана.
Ситуация подается типичная: она – богатая, красивая и странная (с внутренней червоточинкой), он – бедный и открытый (простой). Бывает, что люди сходятся как два кусочка мозаики. В данном случае, их скрепили диагнозы – утешитель и несчастная.
«Иногда Лаврику казалось, что Светка любит страдания», а «Лаврику до поры до времени даже нравилась роль спасителя».
Для обоснования диагнозов автор прописывает характеры персонажей. Их описание составляет первую часть рассказа, собственно, предопределяет развитие сюжета и развязку.
Главный герой Лаврик не показывается авторов в полной мере, виден только через отношение к героине. «Светка была его девушкой с первого курса» - фраза-зачин для эпизода, которая открывает описание.
Что подразумевается под этой фразой автора? Любовь, дружба или понимание? Ничего схожего с этими чувствами здесь не просматривается. Лаврику было нечем заняться – Светка подвернулась ему вовремя, но потом другие жизненные проблемы вытеснили эту привязанность, оставив только раздражение по поводу нытья и звонков. Светка помогла ему почувствовать собственную значимость, но, на самом деле, использовала. Впрочем, так же, как и он встречался с ней потому, что «Светка все-таки была очень красивая».
Образ отличника видится не только в ложном опекунстве над девушкой, желании самоутвердится за счет ее красоты, но и в том, что «Лаврик слишком привык к ее постоянным стонам и жалобам на жизнь, и поэтому перестал воспринимать все это всерьез». Но разве такое поведение согласуется с диагнозом, поставленным героем самому себе?
«А оказалось, что я был идиот» - не так прост герой, каким его рисует автор.
Из рассуждений Лаврика, которыми разбавлено описание Светки, видно, что он давно раскусил ее нрав, и не собирался бежать даже после неоднократных звонков.
Вовсе не друг-сосед Суриков раскрыл ему глаза, говоря: «ты не будь тряпкой». Хотя именно этот эпизод показан, как переломный в сознании главного героя.
Однако автор не показал переживаний главного героя, сделав рассказ похожим на пересказ жизненной истории. События значительной части рассказа происходят не в момент повествования. Воспоминания о знакомстве со Светкой тесно перекликаются с взглядами главного героя на события прошлого, что существенно снижает динамику и позволяет увидеть ситуацию только с позиции нужной автору.
Собственно действие в рассказе начинается с фразы «И вот она позвонила снова».
Здесь появляются диалоговые вставки, поскольку персонажи пересекаются. Но, видно из текста, реплики не сопровождаются авторскими заметками об эмоциональности сказанного или услышанного. Из-за чего текст звучит слишком пресно.
Подготовка к экзаменам, дежурства работе, выпитое пиво и ночной разговор – вот, что надломило Лаврика психологически. Но и об усталости сказано вскользь – «Лаврик был вымотан». И в этом надломе проклюнулась совесть – правильно ли он поступил со Светкой.
Как автор говорит о переживаниях героя: «он безуспешно пытался сосредоточиться на предстоящем экзамене». Данный эпизод выглядит наиболее живым, и, по сути, является кульминационным. Апогей достигается на пересечении обстоятельств: диагнозы, поведение Светки, слова друга и угрызения совести. Однако в плане языка всплеска не произошло.
Видно, как в данном эпизоде стиль подстроился под динамизм настоящего – смысловой упор сделан на диалоги. Однако, состояние главного героя (что ключевое здесь) преподносится стандартным набором фраз: «упавшим голосом»; «пулей вылетел из аудитории»; «готовясь мысленно к самому худшему».
При этом сленговое «препод» соседствует со словами более высокого стиля – «изрек».
Для данного рассказа характера прямолинейность. Автор, описывает события так, как они есть, не делая никаких допущений, не показывая разницу между мнениями героев. Здесь почти отсутствуют нарраторство и размышления.
Рассказ написан простым языком. Большинство предложений – простые; изобилуют штампами («высосанными из пальца»), повторами (глагол «быть»).
Сюжет развивает автором прямолинейно, будто по плану, заданному в первых абзацах, где описаны два диагноза. Как контраст правды и лжи, между которыми метался главный герой. Такое «планирование» сделало рассказ вполне предсказуемым, хоть использование диагнозов в жизненной ситуации выглядит интересным. Композиция сюжета рассказа верна и интересна – автор плавно переходит от одного эпизода к другому, отталкиваясь от предыдущего. Структура рассказа развивается от большого к малому, с ускорением событий. В первой части преобладают повествование, часть которого является описание; ближе к концу – диалоги (причем, данная структура характерна для автора).
Но повествование можно было сделать более увлекательным и живым, раскрывая характеры героев в поступках.

Жизнь - череда опытов в поиске свободы. А свобода и творчество - неделимы.
Хорошая миниатюра, открытая.

Мне кажется, что сказка это не только погружение в полностью сказочный мир. Сказка – это элементы чуда в обычной жизни, в вещах, которые можно увидеть детскими глазами.
Получилось живо и жизненно. Героев видно сразу, с первого диалога.
Повествование беглое – мир прописан через эмоции. Такие эпизоды, как страх перед лесом, легкое соперничество между мальчиком и девочкой – отлично рисуют детское восприятие мира.
Даже возвращение домой и сора в доме - реалистично - лишь на миг заставили их взгрустнуть. Сказанное напоследок «Герой» затмило другие впечатления, идея рассказа заключалась в преодолении страха, и только сказка помогла в этом.

Соответствуя названию, рассказ держит в напряжении, не открываясь до конца. Тайна книги так и остается нераскрытой и судьба главная героя обрывается на самом интересном месте, не достигнув трагической или победной развязки.
Сюжет рассказа завершается на кульминации – появляется таинственный шорох за спиной. Идея рассказа также эфемерна, как шорох, потому что истина лишь приоткрывается на время, ускользает, как от читателя, так и от главного героя.
В основе сюжета – существование книги, которая запускает в душу читателя страх, сводящий с ума.
Книга вызывает видение – вероятно, это демон, первородный страх, которого каждый видит по-своему. Судя по тому, что происходит в последствии с Андреем – это мания преследования, боязнь потустороннего. Понятие такого страха слишком обобщенное, тяготеет к мистике, связи иллюзий и реальности. Ведь страх перед чем-то неопределенным не возникает на пустом месте. Ему предшествует определенное событие, и в данном рассказе – это внезапная смерть друга.
Андрей очень переживает и опечален потерей, сомневается в том, что такой человека, каким был Алексей, способен на самоубийство. На протяжении всего рассказа Андрей задается вопросом – «почему так случилось». Ответ находит его.
Есть и другой возможная причина, по которой мог возникнуть страх, инициированный книгой – боязнь смерти. Смерть, после похорон, после разговора с родителями, после посещения комнаты мертвого друга, становится осязаемой, неизбежной и близкой для Андрея. Он проникается ее духом, когда наблюдает за погружением гроба, видит ее последствия в слезах родителей, она заполняет его мысли до края. Книга нащупала слабину Андрея, и указала ему возможность смерти, которая воплотилась в шорохе и видениях, приходящих ему.
Автор не дает подсказок. К тому же, в рассказе нет четкого выделения характеров героя – склонности к страху, привычек, которые бы определили стойкость или ранимость души. В рассказе показаны лишь размышления, которые вертятся вокруг внезапной смерти друга, у которого «никаких проблем не было». Стандартные модели поведения в такой ситуации: скорбь, переживания, слезы. Действия перечислены без оттенка индивидуальности персонажей. И родителя Алексея, и второй друг Иван – является лишь фигурами, необходимыми для продвижения сюжета.
Почему Алексей выбрал именно книгу? Возможно, он любил читать; или тоска в глазах женщины, потерявшей сына была так велика, что герой сделал нечто необдуманное? Ничего такого не показано, психологические аспекты утонули в событиях, составляющих сюжет. Вроде, «Андрей разговаривал с отцом Алексея. Иван сидел на диване и слушал. Потом они снова выпили»; «Друзья вышли в подъезд и начали спускаться вниз» - как по сценарию герои движутся без выражения эмоций и отношения к происходящему (не событиям, а деталям).
«Андрей разглядывал книги, лежащие на столе. Затем он услышал шорох за спиной» - первое появление странного звука. Из текста видно, что герой не обратил на него внимания – его могла издать мать Алексея, когда входила в комнату. То есть, в главном эпизоде рассказа, направляющем сюжет в сторону кульминации, нет мотива. Или автором нарочно показана простота случая – рокового выбора, который меняет всю жизнь.
В таком случае, нет цепочки перехода проклятия от человека к человеку. Жертвой книги мог стать любой, вне зависимости от силы духа и веры в потустороннее. Тогда почему прежний владелец книги – старик на рынке – был жив, и даже нашел способ, как избавиться от груза.
Почему книга привлекла Алексея – «Сегодня я купил эту книгу», «Что-то в ней меня притягивает». На барахолке бывает много людей, но почему-то только один заинтересовался книгой.
Преподнося события так, как они есть со стороны, без углубления в каждого персонажа, автор делает историю поверхностной. И уже не важно, каким был Алексей или Андрей, какие события предшествовали появлению в квартире главного героя книги, остается только факт ее существования и сила, скрытая в ней.
Герой наедине с книгой, она начинает завладевать им. Все описания концентрируются на книге, и уже с этого места ясно, что в ней скрыта причина гибели друга, что похожий конец неминуем для главного героя.
Рассказ становится предсказуемым, когда вплетается мистическая линия книги.
Идет плавное ее развитие, которое показывает силу и способы влияние книги на человека. Линия делится на три этапа соответствующие трем записям в дневнике.
Конечно же, все начинается с обычного интереса. Здесь, для привлечения внимания, автором используются традиционные сюжетные повороты в мистике – книгу сдувает порывом ветра, она падает на пол и раскрывается.
Дальше внимание привлекает необычность книги – «страницы были покрыты странной вязью». При этом, описание значков, которыми исписана книга, дублируется в рассказе безо всякой конкретики: «плавные, гибкие значки перемешивались со странными угловатыми значками» и «странная вязь шла с самого начала. Совершенно непрерывная, то плавная, то угловатая». Данный отрывок изобилует повторами слова, связанных с ключевым событием – чтением книги: «странная» (определение будет в дальнейшем сопутствовать сюжету, является ключевым); «страницы», «вязь».
Как подсказка звучит фраза про схожесть с арабскими буквами, но упоминается, что геометричных знаков в арабском языке нет.
Даже в справочниках по древним языкам не было подсказки. И у Алексея не получилось понять, что написан там, «несмотря на… два высших образования» (такое замечания еще ни о чем не говорит, потому как образование могло быть вовсе не гуманитарным).
Книга вызывает усталость у человека, вязь угнетает, заставляет Андрея погружаться в прошлое. Автор опять вторит о том, что смерть Алексея была бессмысленной: «Он не понимал, как Леша мог такое сделать. Зачем ему было прыгать с крыши своего дома» (как раз «зачем» понятно – чтобы покончить с собой).
«Неужели он просто взял и сошел с ума» - удивляется главный герой (судя из смысла фразы, потому как мысленный ряд, переведенный в авторскую речь, лишен психологизма).
Беспрерывность мыслей о друге, смерти и книге могли вызвать сон, который приснился Андрею. Сон также является частью композиции мистических рассказов. Описание сновидение короткое, введенное лишь для того, чтобы задать два вопроса, которые, по сути, являлись ответами и предупреждением для главного героя. Однако, уже ощутив странное влияние книги, Андрей даже не задумывается о сне, а вспоминает лишь лицо друга, наполненное тоской.
Череда туманных событий (смерть, книга, странная вязь, запись в дневнике) должны были родить в любом человеке сомнение. Но дальше автор переходит к перечислению будничных действий героя – «Андрей приготовил себе ужин. Во время еды он продолжил чтение записей». Возможно, это и есть указание на отношение героя к мистике – он не тревожится, не верит сны, а принимает все как есть. Книга – для него просто книга, и она не может убить человека.
Только прочитав вторую запись, Андрей задумывается – «в книге действительно было нечто странное», и «что Алексей чувствовал то же самое что и он вчера. Только более остро». Нужно сказать, что «техника» влияния книги интересно, но в описании нет подробностей: «вязь словно начала двигаться, сплетаясь в какой-то еще более странный узор, вызывающий в сознании какие-то непонятные образы». Стоит посчитать, сколько допущений сделано в этом отрывке, сколько лишних слов размывают смысл, не несут нагрузки: какой-то, еще более странный, какие-то непонятные образы – все непонятно, странно и неопределенно. Как раз образы, возникающие при контакте с магией, могли бы показать индивидуальность каждого случая, разнообразить и сделать глубже влиянии книги на подсознания. При такой подаче событий – нет визуализации, и страха нет. Он неощутим, неосязаем читателям, лишь подается, как данность – «в какую-то секунду он смог понять смысл написанного. Оно опустилось куда-то вовнутрь, оставив в глубине души неприятный осадок».
Аналогично прописан и второй эпизод с видением – «вязь медленно складывалась во что-то, наполнявшее его душу липким, холодным ужасом» - общие фразы, не подкрепленные реалистичностью, не имеющие основу из прошлого, мировоззрения героя, которое могло бы вызвать ассоциации и действительную панику.
Герой увлекся книгой, осознал странность и влияние, и теперь пожинает плоды. Его подозрения (которых автор не показывает) находят отражение в третьей и последней записи Алексея.
Переход к финальному чтению необоснован: «Андрей почувствовал себя неуютно. Вернувшись к книге, он снова открыл записи». «Неуютно» это не то слово, которое характеризует состояние близкое к шоку. Ведь Андрей уже захлопывал книгу в страхе, слышал за спиной шорох, и, как показывает автор, - это не помешало герою отдаться страху полностью – «не сумев удержаться, он снова расфокусировал взгляд» - без оснований на то.
Кульминацией является появление уродливого лица на страницах книги. Автор намекает на то, что герой все-таки взглянул в лицо собственному страху, тем самым, обрекая себя на постоянное преследование.
Необдуманное поведение героя можно объяснить переживаниями, любопытством, желанием знать правду о гибели друга, но, вплетая в повествование немного эмоций и детальных описаний, можно было сделать этот рассказ реалистичнее и напряженнее.
«На похоронах Алексея было много людей. Некоторое держали в руках зонты. Шел дождь» - сбита последовательность: сперва о дожде, потом о зонтах.
«Андрей перевел взгляд на мать Алексея… Ее муж стоял рядом с ней. Андрею казалось, что он тоже вот-вот расплачется» - кто «он»? Муж или Андрей?
«Лица присутствующих были печальны. Никто не понимал, как подобное могло произойти…» - повествование ведется со стороны Андрея. По печальным лицам он не мог бы судить о мыслях людей, собравшихся на кладбище.
«Он никогда не был похож на человека, который способен покончить жизнь самоубийством. Тем не менее, это произошло. Алексей убил себя, спрыгнув с крыши собственного дома» - «самоубийством» и «убил себя» - избыточность в описании, ведь одно следует из другого.
«Андрей разглядывал книги, лежащие на столе»; «Андрей подошел к столу, на котором лежали книги»; «которая лежала немного отдельно от остальных» - повтор о лежащих книгах в разных вариациях.
Алексей или Леша? – раз история проводится через призму Андрея, то стоило бы выбрать тот вариант имени, который был бы ближе ему.
«Андреи точно знал, что никаких проблем у ДРУГА не было. Если бы у него появились какие-то неприятности, он обязательно поделился бы со своими ДРУЗЬЯМИ. Они всегда так поступали, по отношению ДРУГ к ДРУГУ» - повторы однокоренных.
«в комнату мелкие капли дождя и, изредка, порывы ветра»; «Порыв ветра открыл ее и изредка перелистывал страницы» - повтор «порыв ветра»
«книга, выпав из рук, соскользнула с живота и упала на пол» - повтор однокоренных выпав/упала
«С их помощью мной было потрачено четыре часа на изучение этой книги» - получилось, что без справочников времени он бы потратил меньше…
«Понял только, что это нечто пугающее» - понять можно конкретное. И дальше – «непонятным и пугающим». Противоречие – понял или не понял, и что именно понял.
«странные образы», «странные ассоциации»; «очень странно»; «действительно очень странно»… - повторы слова, не обозначающего сути явлений.
Идея не нова, но интересна благодаря продуманной технике воздействия книги. Но сюжет требует более детальных описаний и погружения в мир героев с помощью образов, чтобы недосказанность (как отличительная черта мистики) вызывала страх и многовариантность событий, уже в зависимости от возможного поведения героя.