Параллельная вселенная, запущенная шаром для боулинга навстречу кегельбанной неизвестности, была готова к гибели. На Сириус упал метеорит, сдвинув орбиту обреченной звезды на 0,012 градуса. Солнце обзавелось новыми пятнами, чем было раздосадовано страшно и метало в молчаливой злобе протуберанцы в межпланетное пространство. Видеть этого я не мог, потому как в моем городе шел дождь, и тяжелые облака закрывали от меня эти небольшие радости. Синие тучи таяли и превращались в ручейки, мешающие ходить прохожим. Мне же было все равно. Люди укутывались в плащи и обвешивались зонтами, а я шел в легкой ветровке, не желающей промокать под ливнем. Давно отвыкший ждать чуда, я лишь интуитивно мог догадываться о происходящем в космосе. И только прыгающее давление напоминало о солнечных бурях. Я просто шел, как иногда это случается с людьми, за продуктами, потому как чудо чудом, а «кушать хочется всегда».

Я увидел тебя в тот момент, когда особо удачливый протуберанец облизал тыльную сторону Марса, уничтожая так тщательно разыскиваемые нами остатки примитивных форм жизни «воинственной планеты». Ты стояла под навесом ларька, в котором молодой кучерявый человек готовил шаурму. Я, по идее, должен был пройти мимо, но не смог. Может, это было как-то связано с Марсом, а может и нет. Я остановился в том месте, где дождевая вода, стекая с навеса, струилась на асфальт (а теперь уже мне на капюшон). У тебя были слегка мокрые волосы, а на остреньком носике повисла круглая, свинцового цвета капелька. Ты смахнула ее рукой, грустно так улыбнулась сама себе и посмотрела на часы, забыв тут же, который был час. Спешить, видимо, тебе было некогда, но стоять здесь тоже не хотелось. Да и прохладно было. Я зашел под навес, снял с себя куртку и накинул ее тебе на плечи. Ты посмотрела на меня, без удивления, без страха. Просто так. А на ресницах слезы.

- Это ведь дождь? – спросил я.

- Да, - подтвердила ты

Я застегнул куртку, в который ты смотрелась до чертиков мило, на молнию, взял тебя за руку и повел за собой. Дождь отчаянно хлестал меня по лицу, Марс пыхтел на Солнце, Солнце извинялось, но дело свое непристойное продолжало, Сириус умирал, Кегли разлетались от удара. Ты ничего не говорила, я молчал и считал шаги. Я никогда не думал, что время, мысли, счастье можно измерять шагами. 2856 шагов до двери подъезда. Лифт. Шестой этаж. Открываю двери, и нас обдает домашним теплом. Усаживаю тебя в кресло, укутываю в покрывало, приношу чай. Ты тихо плачешь. Сажусь напротив и долго смотрю на тебя. Ты допиваешь чай и говоришь, что он соленый. Я отвечаю, что это твои слезы. Ты улыбаешься. У меня даже дыхание перехватывает. Я на ходу сочиняю какие-то нелепые стихи про цветы, тебя, улыбку и Сириус. Ты улыбаешься, говоришь, что любишь кофе и что-то хорошее про стихи. Я тебя уже не слышу. Кровь туго пульсирует в висках: «А такое бывает?!». Ты еще совсем юная, наверное, только-только восемнадцать. Длиннющие ресницы, длиннющие темные волосы и заплаканные голубые глаза.

- У меня, - говорю, - есть испанское вино, вкусный сыр с большими дырками и маслины.

- Да?! – улыбаешься. – Тащи!

Я знаю все, что услышу, но возражений у меня нет. Валяй, рассказывай историю про своего первого мальчика, про ошибки, обманы, разочарования, измены, смерть, про все, что в первый раз. У тебя как-то поздно все, но это даже ничего. Потом добавь про то, что ты поступила туда, куда хотела, что у тебя замечательные родители и маленький братик, начни улыбаться. Это лекарство, говори, не молчи. И с каждой твоей следующей улыбкой ты будешь все больше улыбаться мне. А потом будут разбросанные по ковру косточки от маслин, танцы в темноте вокруг зажженной желтой свечи, умирающий Сириус, одинокий Tokio «Когда ты плачешь" в плейлисте, твой смех, звонки твоих родителей и опять танцы, но уже под мелодию на мобильном…

Ты сидела на ковре, прислонившись спиной к шкафу и крутила пальчиком пустую бутылку.

- Мне пора

- Я знаю, я уже вызвал такси

- Спасибо, спасибо два и…три!

- …

- А знаешь, я вот думаю, мы сейчас сидим здесь, нам тепло и уютно, мне, по крайней мере (улыбка), а где-то там (она ткнула в небо, уже избавившееся от туч и оголившее далекие звезды), возможно, умирает звезда, Сириус, например, а мы об этом и не узнаем никогда, потому как миллионы световых лет…

- Я, например, знаю, - хитро улыбнулся я, - именно Сириус и умирает.

Она не удивилась. Встала и медленно побрела надевать обувь. Надела и подошла ко мне. Долго смотрела в глаза, потом поцеловала в нос. Да уж, мимо моего не промахнешься!

Я протянул скомканный в руке листок с моим номером. Он зажала его в ладони, а в другой – мой мизинец. Долго смотрела на меня, потом мимо меня на звезды за окном, потом опустила глаза, и по ресницам побежали слезы. Но она улыбалась и шептала: «Я позвоню…»