мне еще рано со временем препираться,
мне еще долго светиться среди имен
непримиримых участников демонстраций
личного права на лучшее из времен.
ветер под страшным секретом шепнул на ушко,
высмотрев мой балаганчик в шестом ряду:
я никогда-никогда не проснусь старушкой
в утреннем недовыкашлянном бреду,
в обществе кем-то подаренного сервиза
на восемь давно позабывших меня персон,
мне никогда-никогда не оформят визу
в теплолюбивый таблеточный полусон,
это не мне отмеряет кукушка силы
выдержать, примириться и не мешать.
знали бы вы, как невысказанно красиво
там, над гнездом, над комочками кукушат.
знали бы вы, как отчаянно пролетаю,
втискивая бесконечность в короткий век,
я, трафаретный замученный пролетарий
с крылатыми тараканами в голове,
я, сумасшедший непризнанный иллюстратор
свободы с пудовыми гирями на ногах.
время — моя безнаказанная растрата,
липкая, медленно тянущаяся нуга.
не отличая возраста от потери,
не оставляя смелости на войну,
не океан, а так лишь, песочный терем,
самоубийца, влюбленный в его волну.
множить этажность, клеить внутри обои,
кутаться в пересоленный сквознячок,
будто и вовсе нет на земле прибоя,
а есть только нежность, уткнувшаяся в плечо,
есть только молодость, вписанная курсивом
в первые графы всех моих личных дел.
знали бы вы, как невыплаканно красив он —
замок, расползающийся в воде.
знала бы я, как целует волна морская
в пенистом лихорадочном кураже,
не сожалея, не плача, не отпуская —
я бы достроила парочку этажей.
ну, а пока устают с непривычки плечи,
кожа сгорает, пальцы чуть-чуть дрожат,
время не лечит, еще никого не лечит
и никого не пытается удержать,
море медлительно, стены еще тверды и
чья-то щетина щекочет изгиб ключиц.
мы молодые, бессовестно молодые.
мы богачи, мы, решительно, богачи.