*

Слушай, тут львы сыты так – хоть гладь, хоть бей их,
Слушай, здесь полседьмого, а всем не спится…
Город по горлу льётся - настой шалфейный,
Шлейфом дождливым пудрит наш грим столицы.

Улочки чуть расстроганы и трамвайны,
Рельсы кружатся в вальсе для нашей двойки.
Город встречает влагой, как караваем,
Город по шерсти гладит по-мягки стойких.

Хочется проломиться в проём кофеен,
Хочется закружиться по переулкам…
Город берёт нас сразу же как трофеи
Мягкими полупальцами – и в шкатулку.

Шпили чуть-чуть царапают наше утро,
Ратуша чуть презрительна и надменна…

Дымке уже по духу дождивость пудры
И постоянство города-перемены.
Дымка вползает мягко в твою ладошку,
Дымка спросонья дышит по-человечьи…
Город тихонько щиплет глаза и кожу
И обнимает дымку слегка за плечи.

Ты не по-майски хмур, и тебе бы – спирта,
Дождь заслоняет нагло кружки диоптрий.
В городе «слишком» мало румян и флирта –
Город поэтому вечен и бесподобен.

…Слушай, а если бы львы голодали, дымка
Тело твоё бы им – кормом – да через сито!
Слушай, тебе повезло.
Город – грустно-зыбок.
Львы усмехаются ласкаво, сонно, сыто.

*

….а я так бросалась в кассы на баррикады, и что-то в груди – непойманной барракудой плескалось… я слала к чёрту и дебаркадер, и слала во вражеский – ужины и салаты, и просто выла в тупом ожиданьи чуда… И вот – по леву руку – лепнина, львы и вот те же виденья справа, вот барельефы… И вновь заливает мягкий весенний ливень, и майский город нежно зовёт «налево» - он очень чёток, мужествен, рефлексивен, здесь даже миллениум – древний, родной, красивый.

Тебе бы раскрасить кожу зерном кофейным, смывать тебе маску снобизмов кафе-шантанных, и выжать всю дурь, обсушить, как дворняжку, феном, чтоб не захватили часом тебя жандармы.
Ты греешься градусом, моешь затем посуду, ты слишком хозяйственен, мил, как вода и мыло… Тебе ведь на первом – что ужин был слишком скуден и что тебя, кажется, капельку просквозило.

А мне вот мерещится странная инородность: послушай, а вправду, зачем Фатиме фата, а?
На западе по-другому считают годность – поверишь? – не по уставу.

А город всё морщит стены и хмурит брови, я знаю, что изменяю, что отвлекаюсь, что он мне – разноутробен, единокровен, что я ему – вроде бы близкая, но другая. Что мне не поспеть ни с фото, ни стенограмму продрогшего ритма ни записать, ни вклеить… Что мне подкожно – парочку миллиграммов псевдопрогулки по этой смешной аллее.
Что мне – только трогать лепнину…
Что дело – глина.

Милый!
Давай-ка я выйду на часик за аспирином,
А ты ещё с месяц тут как-нибудь поболеешь?

*

Завязаны губы бантиком – не пробуешь развязать.
На блюдечке спят мулатики кофейные, но нельзя
Ни правильно всех их выстроить, ни набело – погадать:
К зиме выпадают выстрелы, а к маю – так листопад.
А шпили выводят по небу, что нам здесь не светит штиль,
Мы плохенько так пришпилены, что сносят, как пыль, дожди.
На площади пахнет ладаном. В соборах от вспышек шум.
Я город ужу загаданный, легонько его ужу…
Он рыбой колючей мечется. Я знаю, что ты – вспугнёшь…
Рыдает весна-советчица, острит на нас кол и нож.
(Тебе ведь – давно заведено! – ни дворика, но колы!)
Над нами так зверски ветряно, что сдует нас со скалы –
По камушку – вниз, к брусчатке, и – под звонкий рогач-фургон..

Последними отпечатками ладоней обмен. Ругнёй
Не вставишь в шипяще-нежное ни «ши», и не «чи», ни тшшшш…
Вульгарное косноречие, - не двигайся, не шепчи!

Хоть намертво и заучены все правила «ча-ша-ща»
- в лепёшку сшибаюсь! – пишешь их всё время-то через «Я»!
Пусть небо полно химерами, надрывно свистит праща –
Всё это – лишь суеверие, всё это – давно зазря…

.. а львёнок ложится, мордочкой уткнувшись в моё плечо,
Рычит, что сквозняк – от форточки, и дышит нам горячо.
Высокой температурою измученный – бьёт озноб…
Испарина и от-пар-ина ему покрывает лоб.
Я глажу его по шёрсточке, и прячусь в темнище глаз.
Каким-то червём подточена красотка-кровать кинг-сайз.

И – ныне вот – отпущаемши – того, кто и не зачат…
Спит львёнок, за час намаявшись.
Как боль, воробьи пищат.
И туча покровом сумрака – заправский как душелов,
Больной от столичных тугриков, назло заслонила – Львов.

*

… и, как часы, что в холле, - стук. Мигрень.
Отельный душ – как продолженье ливня.
Пока ты спишь, там, дома, - в рост – сирень,
Там, - дома, - в баре – “love me, feel me, leave me” –
Картавит караоке. Свечи спят –
До солнца засыпают даже стройки.
Сидящая-в-тебе-та-что-слепа
Летит лениво вверх от тёмной койки…

А здесь – бледнеет Юр. Туман, как плащ,
От глупых глаз укрыл Доминиканский.
И львы – химерны…
Знаешь, плачь-не плачь, -
Уже рукой подать до станций, станций…
Уже часами – до Эльжбеты и
Границы меж асфальтом и брусчаткой –
Границы по единой широты
Каньону исторических площадок…

Химеры спят. Увы, будить нельзя
Духами с ароматом блеклых примул…

Как жаль, что ты его так и не взял!
Как жаль, что он тебя так и не принял…