Ромке не везло по жизни. Она, жизнь, похоже, приготовила ему роль изгоя. Он не понимал, за что она его так невзлюбила. Он рос добрым и умным мальчиком. С пятилетнего возраста он почти все время проводил за чтением книг, которых в домашней библиотеке хватало. Мама Ромки, педагог по образованию, была помешана на классической литературе. Правда, она ни года не проработала по своей специальности – на последнем курсе пединститута вышла замуж, и сразу родила Ромку. Отца Ромка видел редко. Чтобы обеспечить семью, отец вкалывал на двух работах, домой приходил поздно, ужинал и сразу ложился спать. И еще от него часто пахло перегаром.
Ромку воспитывала мама. Перед сном она всегда читала ему книжки, а позже, когда Ромке исполнилось три года, стала учить его читать. Ромка втянулся в чтение. Он, как губка, впитывал в себя новый и удивительно красивый мир. Мир, где добро побеждает зло, а честь ценится выше бесчестия.
Шли годы. Ромка продолжать познавать мир по художественным книгам, в то время как многие его сверстники получали опыт практической жизни на улице. В школу Ромку привели, когда ему только исполнилось шесть лет. Отец был против, но мать настояла. Она считала, что сын уже давно готов к учебе. Кроме того, ему не помешает лишний год до призывного возраста, если с первого раза поступить в институт не удастся. Ромка с блеском прошел собеседование. Покорил сердца педагогов, прочитав наизусть свое любимое стихотворение "Мцыри", и написав мелом на доске под диктовку несколько предложений без единой ошибки, правда, печатными буквами. Хотя Ромка и не знал правил, у него была хорошая зрительная память – он помнил, как слова были напечатаны в книгах.
В классе Ромка был самым маленьким - и по возрасту, и по росту. И самым беззащитным. Его часто обижали, над ним смеялись, его игнорировали. А девочки… нет, они, конечно, его не обижали. Наоборот, они заступались за него. Но это заступничество уже само по себе в глазах мальчиков выглядело оскорблением. Девчонки защищают мальчика – что еще может быть унизительней для него?
Дружил Ромка только с соседкой по парте, рыжеволосой и веснушчатой Наташкой, тихой и доброй девочкой. Он ей тоже нравился. Она считала его единственным нормальным мальчиком класса. Одноклассники поначалу смеялись над ними, обзывали женихом и невестой. Но со временем, когда Наташке с Ромкой надоело краснеть и обижаться, от них отстали.
Ромка не родился трусом. Но таким его, не желая этого, воспитали родители. Когда впервые в жизни Ромка шел домой с синяками и фонарем под глазом, он не плакал, а улыбался. Еще бы - ведь он не испугался троих мальчиков старше себя. Конечно, когда они перегородили Ромке путь и, угрожая, пытались отнять деньги, ему было страшно. Мелочь, которую мама давала ему на завтрак, он тратил экономно – копил деньги на тепловоз. Вернее, на точную копию тепловоза из немецкого комплекта игрушечной железной дороги. Родители наотрез отказались его покупать – очень дорого. Тогда Ромка и решил экономить на завтраках. За месяц он наэкономил на два фрагмента рельс и одну электрическую стрелку. На очереди был тепловоз, но, было похоже, что копить на него придется очень долго. А тут еще эти вымогатели…
Ромка попытался убежать, но один из них успел схватить его за рукав рубашки. Раздался треск рвущейся материи. Ромка сразу вспомнил о маме. Вспомнил, как заботливо она стирала и гладила эту самую рубашку, чтобы Ромка выглядел не хуже других. И тут в Ромкину голову неожиданно ударила злоба. Кто они такие, чтобы издеваться над ним и его мамой? Ромка словно озверел. Забыв про страх, бросился на обидчика. Он словно видел себя со стороны, смотрел кино со своим участием. Не чувствуя боли, бился не на жизнь, а на смерть. Конечно, ему тоже досталось - ведь их было трое, а он один. Причем, все трое были закалены в уличных драках, а он дрался в первый раз. Но им пришлось отступить. Они испугались натиска неконтролируемой ярости маленького зверька, проснувшегося в добром и тихом Ромке.
В тот день Ромка ушел из дома мальчиком, а возвращался мужчиной. Но мать не оценила подвига Ромки. Она испугалась. Ей показалось, что ее воспитание сына дало трещину. А, может, и вовсе потерпело крах. На ее глазах начитанный и умный мальчик превращался в примитивного представителя дворовой шпаны. Мать обрушилась на Ромку с руганью и даже не удержалась от нескольких ударов по голове. Особенно больно Ромке было, когда удар приходился ее массивным обручальным кольцом. Ромка плакал от обиды. Конечно, мать была по-своему права. Но что он мог поделать? Отдать деньги? И потом отдавать снова и снова? И так всю жизнь терпеть унижения? Чтобы его считали девчонкой? Нет, еще хуже, ведь даже девчонки иногда дерутся с обидчиками.
Когда через месяц Ромка вновь пришел домой в синяках и в засохшей крови под носом, с ним уже разбирался отец. Который, на Ромкину беду, оказался дома. Мать, увидев кровь, запричитала: "Опять! Я так и знала, что этим кончится!". На шум вышел отец. Он был пьян, и Ромка ничего не успел ему объяснить. Прорычав: "Ну, сейчас ты, паршивец, это надолго запомнишь!", отец стал снимать ремень. Первые удары тяжелого офицерского ремня пришлись по рукам, которыми Ромка пытался прикрыть голову. Так Ромку еще никогда не били. Это было и унизительно, и невыносимо больно. Ромка метался по комнате, ища спасение от боли, но его везде находила тяжелая пряжка ремня. А ведь Ромкина вина заключалась только в том, что он заступился за рыдающую Наташку, у которой, как оказалось, те же дебилы регулярно отнимали деньги на завтрак. Мать, поняв, что все пошло не так, уже сама бегала за ними, пытаясь отнять у отца ремень. Ромку спас тяжелый дубовый стол, под который он забился, как животное в минуту смертельной опасности. Сделав несколько ударов под стол, которые больше пришлись по ножкам стола, чем по Ромке, отец успокоился.
С тех пор Ромка перестал драться. Совсем. Он стал избегать ссор со сверстниками, обходил стороной неблагополучные дворы, и больше не пытался никого защищать. Ромка стал тряпкой, трусом. Он ненавидел себя, но ничего изменить не мог. Вскоре его отдали в музыкальную школу по классу фортепиано, и к страху быть побитым на улице, или дома, добавился страх сломать руку, или палец - ведь за музыкальную школу родители платили немалые деньги.
Ромка замкнулся в себе. Он почти не выходил во двор. Школа, домашние задания, музыкальная школа, и двухчасовые ежедневные занятия на фортепиано съедали все Ромкино время. За отсутствием реального жизненного опыта Ромка с головой ушел в грезы. Там, в своих мечтах, он был сильным и смелым. Там его уважали ребята и любили девочки. Только там Ромка был по-настоящему счастлив.
Все Ромкины грезы сопровождала красивая музыка. Она звучала у него в голове, и, словно специи еде, придавала грезам вкус. Эта музыка почему-то всегда была минорной. Нет, не такой трагически минорной, как реквием. Скорее, она была по-мажорному светлой, но с небольшим минорным привкусом, словно с грустинкой. Вскоре Ромка всерьез увлекся музыкой, как когда-то увлекся книгами. Он слушал все подряд – и почти все ему нравилось. Но особенно – Бах и группа Битлз. Их музыка выражала Ромкины чувства, как улыбка выражает радость. Отыграв домашнее задания, он любил на слух подбирать любимую музыку на своем старинном, с поцарапанным черным лаком и двумя подсвечниками по бокам, домашнем пианино.
Ромка сам не заметил, как начал сочинять музыку. Сначала он просто импровизировал на любимые музыкальные темы. Но потом в голову стали приходить обрывки музыкальных фраз, которых он никогда не слышал. Ему казалось, что мысли, каким-то образом, начали сами превращаться в музыку. Сначала Ромка не записывал ее на ноты, а просто запоминал. Но вскоре сочиненной им музыки стало так много, что он начал забывать то, что сочинил раньше. Тогда Ромка завел нотную тетрадку, назвал ее "Музыка для Наташки", и ежедневно записывал туда музыкальные фразы, пришедшие в голову. Эта нотная тетрадка стала для него дневником, только вместо слов он записывал туда ноты. Ни мать, ни отец его сочинений не замечали – им было не до Ромки. Мать была беременна, и чувствовала себя неважно, а отец пил все больше и больше.
Ромка ждал дня рождения Наташки, чтобы подарить ей тетрадку со своей музыкой. Но не дождался. На уроке ей неожиданно стало плохо, и скорая увезла ее в больницу. Она пролежала там три месяца. Как говорили, ей становилось все хуже, и хуже. У Наташки обнаружили какое-то заболевание крови, и нужна была дорогая операция. Только через три месяца нашелся какой-то меценат, и Наташку увезли оперировать в Австрию. Но не успели. Наташка умерла, и у Ромки больше не осталось человека, который его понимал.
Все кончилось в один дождливый осенний вечер, когда Ромка возвращался домой из музыкальной школы. Он ехал в переполненном автобусе, прижатый к заднему стеклу, и отрешенно смотрел, как за грязным стеклом в разводах дождевых струй переливаются в темноте огни города. Ромка вспоминал Наташку, а фоном этих воспоминаний звучало в голове его любимое произведения Баха - "Air on AG String". На очередной остановке в автобус, несмотря на давку, втиснулись еще несколько пассажиров. Ромку с силой вдавило в заднюю стенку автобуса. И тут неожиданно Ромка почувствовал, как ему снизу под куртку проникла чья-то рука. Ромка попытался отодвинуться, но не смог - со всех сторон давили люди. А эта рука лезла все дальше и дальше. Вот уже она стала гладить Ромку между ногами. По запаху тяжелого перегара за спиной и уткнувшейся в Ромкину попу выпуклости он понял, что это был мужчина. Ромку бросило в жар. Краска залила лицо так, что уши горели. Ромке показалось, что его приняли за девочку, и он впал в состояние тихого ужаса. Мало было ему унижений в школе и дома. Теперь его считает девочкой даже этот пьяный мужик за спиной. Ромка завертелся ужом, пытаясь освободиться от этой руки, но ничего не помогало. Так он и проехал одну остановку, с отвращением к самому себе, сгорая от стыда и трусости, и чувствуя, как эта ненавистная рука гладила его промежность и попу. Ему повезло, что на следующей остановке сходило много народу. Ромка пулей вылетел из автобуса, зашел за павильон остановки, поправил врезавшиеся в попу трусы и пошел домой пешком. Моросил холодный дождь, стемнело, но фонари еще не зажглись.
Ромка шел и плакал. На плече болталась тяжелая сумка с нотами. Проезжающие машины окатывали его брызгами, проносясь по лужам, но Ромка уже ничего не замечал. Ему было все равно. Он не сумел стать человеком. Он никогда не будет мужчиной. Над ним всегда будут надсмехаться. Ему так и суждено всю жизнь быть ничтожеством, тряпкой. Бояться всего и всех. Жизнь отняла у него даже девочку, которая его понимала. В чем он провинился? И зачем тогда нужна ему такая жизнь?
Неожиданно Ромка все понял. Он никому уже больше не нужен. Он лишний в этом мире. Этот мир - не его. Книги, в которых он жил, музыка, которой он жил - это другой мир. Волшебный, красивый, добрый, чистый. Никак не связанный с несправедливостью и грязью этого мира. Ромке до смерти захотелось уснуть и проснуться в том сказочном мире, куда, как он верил, ушла Наташка. Ему только недавно исполнилось тринадцать лет, но он уже устал жить.
Ромка накинул капюшон куртки. Прижал к груди сумку с нотами. И так быстро, как только мог, побежал через шоссе с несущимися на большой скорости автомобилями. |
Библиотека // Объявления
