– Привет, Боб. – Здравствуй, Клава. Принесла мне покойничков? – Ага, целую пачку. – Клава, стоя на пороге и одной рукой закрывая входную дверь, другой умудрилась порыться в ужасном жёлто-синем пакете из ближайшего супермаркета, при этом придерживая полный продуктов пакет коленкой. – Вот, держи. – Она извлекла из пакета газету и швырнула на кухню, прямо в Боба. Дверь скрипела и не могла войти в проём, но Клава навалилась на неё своим крупом и стала с энтузиазмом, высунув кончик языка меж тонких намазанных губ, долбить ладонью по замку. – Что это за гадость, – гнусно возмутился Боб, – вместо газеты на тридцати двух разворотах, как в старые добрые, – какая-то стыдная брошюрка! – Живучий народ пошёл. Не вредничай. – Дверь, наконец, поддалась нажиму, хрустнула, но закрылась. Тучная Клава внеслась в кухоньку со своим пакетом и стала распихивать продукты по старому, советских времён, выключенному холодильнику. Боб сумрачно разглядывал двойной газетный листок с гордым названием «Вестник Трупов и Похорон», и читал некрологи в рамочках. – Старики, дети, выродки, ни одного толкового человечка. – Бухтел он. Но когда он дошёл до нижнего уголка последней полосы «Вестника», его глаза засияли. – Нашёл! Нашёл её, милую, я её даже помню, встречались нечаянно. Она шла и светилась, с томиком Бальзака в руках, с такими глазами. – Он показал, с какими глазами. – Она подняла глаза из книжки и встретилась со мной взглядом, улыбнулась и пошла дальше. – Боб присмотрелся к некрологу. – Похоронена сегодня утром! – Вечереет уже, давай скорей, иначе вернёшься только засветло, а я спать хочу. – Сообщила ему Клава. – Лопата в каморке, а инструмент, по-моему, на балконе в чемоданчике стоит. – Я мигом! – Боб протиснулся между столом и крупом Клавы, взял на балконе видавший виды чемоданчик, закинул на плечо лопату с заботливо прикрытым тряпочкой остриём, и бодрым шагом вышел из дома. Солнце краснело, и уже опускались сумерки; по дорожкам, по дворам, навстречу возвращающимся с работы людям, Боб отправился к автобусной остановке, где стояло в ожидании пассажиров маршрутное такси номер три. – Добрый вечер. Скажите, а я до Советского кладбища доеду? – Спросил Боб с улыбкой водителя, конечно, заранее зная ответ: – Доедешь! Кладбище было конечной остановкой маршрутки. Закинув на плечо лопату и радостно помахивая чемоданчиком, Боб прошёл через кладбищенскую ограду и стал вышагивать среди старых могил, не обращая на них не малейшего внимания. – Где у нас све-жень-ка-я? – Спросил он игриво у одного из надгробий, и даже ему подмигнул. – Вон она! – И Боб подбежал к могилке, покрытой свежей, ароматной землёй, сорвал тряпочку с лопаты и стал ловко копать. Луна успела подняться высоко над горизонтом, когда Боб очистил от земли деревянный гроб и вытащил его из могилы. Теперь Боб извлёк из чемоданчика монтировку и стал отламывать крышку гроба. Крышка не открывалась, доски крошились на щепки, но не отрывались от гроба целиком. Немного омрачив лицо, Боб достал топор и стал вырубать в нижней части гроба окно. – Вылазь, говорю. Вылазь! – Приговаривал сквозь зубы Боб. Наконец Боб проделал в крышке гроба достаточных размеров отверстие. В отверстии было темно, лунного света не хватало, чтобы осветить внутренности гроба. Не раздумывая, Боб засунул в темноту свою руку, и вытащил на свет старушечью ногу, сморщенную и костлявую. – Она! – Воскликнул он, и стал помогать себе второй рукой, и тащил через дыру старуху за ноги, пока наружи не оказалась половина её старушечьего туловища. Боб остановился, достал из чемоданчика ножовку и стал отпиливать старухе правую ногу, придерживая её своими коленками, чтобы не дёргалась. Когда нога, наконец, отделилась от тела, Боб, словно ребёнок, как стоял, так и опустил свой зад на землю, и принялся грызть сухое мясо, из которого почти не текло крови. Наевшись до отвала, Боб запихнул старуху обратно в гроб, положил в дыру погрызенную ногу, бережно завёрнутую в полиэтиленовый пакет, скинул гроб в могилу и стал руками сталкивать в могилу кучу выкопанной земли. После серьёзного уменьшения кучи, Боб взял горсть земли ладонями, словно воду, и вытер ею кровь со своего лица. Затем он принялся аккуратно укладывать оставшуюся почву лопатой, немного примял её, чтобы была, как прежде. Когда могилу было не отличить от той, что он раскапывал, Боб встал перед ней и, глядя на надгробие, произнёс со слезой умиления: – Добро пожаловать! Он поднял с земли тряпочку и аккуратно натянул её на остриё лопаты. Взял под мышку чемоданчик с инструментом, закинул на плечо лопату и пошёл, весело насвистывая, домой. В его брюхе слышалось сытое урчание, и Боба беспокоило лишь то, что он вернётся домой только утром, и когда Клава откроет ему дверь, в её глазах будет гнев, а в руках будет скалка… |