Часа через полтора застолье перешло в режим фуршета. Мы фланировали по двору, время от времени, собираясь в группки, то в одном, то другом составе. Иногда кто-нибудь отлучался либо по своим делам, либо помочь Марии убрать со стола освободившуюся посуду или принести новое блюдо. На какое-то время женщины обособились, поделиться новостями, перемыть косточки общим знакомым.

Иван Петрович с Димкой и, примкнувшим к ним Борисом, в очередной раз дискутировали о творчестве Евтушенко. Давняя тема, еще в период нашей совместной службы мы спорили с Димкой о достоинствах и недостатках его поэзии.

- Ну, не вижу я эстетики в мужиках, нажравшихся одеколоном и размазывающих сопли. Маму они вспомнили! – горячился Иван Петрович.

Зрелище, действительно не эстетичное, но слово иногда отрывается от действительности. Чего стоит песенка Маркина: «Я готов целовать песок, по которому ты ходила»? Как представишь массу песчинок на зубах, так и не знаешь, как отплеваться. В юности мне нравился Евтушенко, но, как-то увидев его по телевизору на очередном творческом вечере, где он старательно растирал по щекам слезы, я перестал ему верить. Что-то аналогичное произошло с моим восприятием Виктора Суворова. С большим вниманием и интересом читал его книги о предвоенной и военной истории. Его «Аквариум», - не произвел впечатления, но в анализе исторических событий, во многом хотелось с ним согласиться. Буквально одной минуты пребывания Суворова на экране телевизора хватило, чтобы отношение резко изменилось. Что-то мелькнуло в облике человека, что напрочь уничтожило сложившееся к нему отношение. С тех пор не прочел ни одной его книги, прочитанные лежат мертвой стопкой на верхней полке книжного шкафа. Но, повторяю, это мое чисто субъективное впечатление, видимо основанное на несоответствии внешнего облика некоему выработанному образу. Что-то из глубин подсознания. Ничего, собственно, не имею ни против Евтушенко, ни против Суворова. Бывает.

- Посмотрите, посмотрите на меня, – Альбина повернулась вокруг себя, демонстрируя свою фигуру. – Толстовата, немножко, но это для пикантности. Мужики любят, чтобы было за что ущипнуть. Шучу. Но… По секрету, – Альбина понизила голос и поманила женщин придвинуться ближе. – Мы с подругой отдыхали в санатории, главный врач настоятельно рекомендовал завести любовника. В нашем возрасте, девочки, очень необходимо для здоровья.

- А муж? – Вера, ханжески поджала губки. Всем своим видом, изображая негодование. Мария прыснула, прикрыв рот ладошкой.- Что это ты, Верочка о муже вспомнила?

- «Муж объелся груш». Не смеши меня, Вера, давно тебя твой домогался? Он только счастлив будет, если его меньше доставать будут и поводок отпустят. На немного. Чуть-чуть. Пусть и он порезвится. Но, имейте в виду, дома должен быть порядок, любовь и уважение. А там - для души и тела. Впрочем, никаких измен. Ясно?

- О чем это там женщины шепчутся? – Сергей Семенович, стоя у дощатых щитов ограждения, кивнул в сторону шушукающихся дам.

- О мужиках, о чем еще, - пожал плечами Иван Петрович.

- Неужели других тем не может быть? – с сомнением поинтересовался Борис.

- У теток? Это уж точно нет! – отрезал Иван Петрович.

- Пойду, нарушу их междусобойчик, - Сергей Семенович выстроил на подносе фужеры, наполнив их красным вином, направился к женщинам.

- Сережа, тут Альбина говорит, что для душевного здоровья просто необходимо иметь любовника, - Мария взяла с подноса бокал, - что ты думаешь по этому поводу?

- Я думаю, - оживленно отозвался Сергей Семенович, запустив в сторону пустой поднос, - для вас, Альбиночка, это сейчас крайне необходимо и, несомненно, будет на пользу. Новые победы, новые впечатления.

- Загарцевал гусар. «Я старый солдат и не знаю слов любви». - Изображая полковника Френсиса Чеснея в исполнении Козакова, прокомментировал Иван Петрович. – Трепещи, «Нежная Фиалка». Вот только, Донна Роза Даль-Ва-Дорес или Бабс?

- Вот, Верочка, о муже забеспокоилась, такая она сознательная вдруг стала, - хихикнула Мария.

- Правильно делает. Муж – он собственник и надо уважать его права. Зачем делать плохо хорошему человеку? Пусть живет и наслаждается своими достижениями. Он же имел разум и сердце полюбить именно Вас. Я согласен с ним по этому пункту. Вы, в свое время полюбили его, я не могу не уважать Ваш выбор.

- Что же вы, Сережа, нисколько не ревнивы? – Поинтересовалась Альбина. – Совсем, совсем?

- К мужьям ревновать смешно, – вмешался Иван Петрович. - Муж в своем праве, почему я должен ревновать? Муж и любовник – два разных социальных статуса. Ревность, она возможна к равному или к тому, кто пытается отобрать у тебя то, чем обладаешь, а ты защищаешь свое. Не трожь! В паре муж – любовник, ревность одностороння. Вот, между двумя любовниками ревность неизбежна.

- Точно, Петрович. Любовников я не люблю, - Сергей Семенович сделал большой глоток из фужера. – Кислятина, как вы ее пьете? Была у меня подруга, незамужняя. Присматривалась она к мужику, виды на него строила. И со мной отношения не прерывала. Я так ей и сказал: «Выйди за него замуж, с удовольствием наставлю ему рога. А пока, выбирай, либо-либо. Я вторым номером не обслуживаю, не мое».

- А, если замуж, то можно?

- Сам же сказал, что разные статусы. Муж он и в Африке муж. Мужчина охотник, в том числе и на рогатую дичь.

- Значит, Сережа, любовников вы не терпите? – Огорченно вздохнула Альбина.

- Я? Никогда, Альбина Федоровна, - Сергей Семенович приобнял Альбину за талию и осторожно притянул к себе. – Но я могу не знать о них или не замечать, в конце-концов. Зачем замечать всякую мелочь? Потом, на все сто уверен, что след их простынет, как только настоящий мужчина возьмется за дело. И вообще, не могу я спорить с этим кучерявым мальчишкой, который опять проткнул мое сердце своей паршивой стрелой. Это выше моих скромных сил. Больно. Больно!

- Все вы, мужики, одинаковы. Стоит увидеть новую юбку… - укоризненно качая головой, сказала Мария.

- В твоих словах, Маша, есть ключевое слово: «новую». Физиология. – Развел руками Иван Петрович.

- Кама-сутра по этому вопросу, - вмешался Борис, - говорит, что именно влюбленная женщина не заботится о том, что добродетельно, а что нет. Мужчина же, будучи наделенным доблестью, добродетелью и благородством, даже испытывая сильную любовь, может уклониться от женских чар.

- Это не про меня, - прошептал Сергей Семенович, наклонившись к уху Альбины. – Что там еще проповедует твоя развратная книга?

- Научный трактат, между прочим, - обиделся Борис. – Книга говорит, что бывает десять состояний любви.

- Интересно-интересно. Мочи, культура.

- Сейчас, вспомню. Это – «любовный взгляд, привязанность в мыслях, рождение желания, бессонница, исхудание, отвращение к предметам восприятия, утрата стыда, безумие, потеря сознания и смерть», - перечислил Борис, загибая пальцы. – Цитата.

- Так, - Сергей Семенович воздел глаза к небу, - любовный взгляд есть, - он загнул большой палец левой руки, - привязанность в мыслях? Уже два часа ни о чем не могу думать - есть. – Он загнул указательный палец, - о желании помолчим, хоть все пальцы загибай. Что там еще?

- Бессонница, - подсказал Борис.

- Ну, это мы сегодня проверим. Исхудание – рано. Отвращение – не понял, значит, нет. Утрата стыда? Что это? Нет такого слова. – Сергей Семенович загнул следующий палец. – Видите, прав. И палец-то называется безымянным. Безумие? Да! Да! Да! Вот, оно! Совсем близко, маленький мой мизинчик. Следующее?

- Потеря сознания.

- Мы люди военные – сознание должно быть при нас в любых обстоятельствах, не кисельные барышни.

- Кисейные, - автоматически поправил Борис.

- Зануда ты, Боря. А жизнь моя теперь зависит только от вас, Алечка. Видите? – Сергей Семенович, грозно поднял сжатую в кулак руку. – Пять состояний из десяти в одном сердце. Это вам не аргумент?

- Дурашка, - засмеялась Альбина, шлепнув Сергея Семеновича ладошкой по сжатому кулаку.

- Заработало! – одними губами произнес Сергей Семенович, повернувшись в мою сторону, так, чтобы не было заметно женщинам. – Есть контакт.

- Внимание! Внимание! Следующим номером нашей программы, - хорошо поставленным голосом возгласил Борис, стоя в театральной позе на фоне дощатого заборчика, ограждающего строительную площадку, - открытие сложного инженерного сооружения. Долгие месяцы бригада добровольцев изнуряла себя непосильным трудом, чтобы преподнести его в дар человечеству, в лице нашей незабвенной Марии. Оркестр, тушь!

- Ура! – Грянули мы хором. Сергей Семенович с Иваном Петровичем быстро убрали щиты. Всеобщему взору предстал сруб колодца, с воротом, закрепленным на резных столбах под ажурной крышей. В тот же миг, вспыхнули лампочки елочной гирлянды, образуя светящуюся арку.

- Достроили? Когда вы успели? – всплеснула руками Мария. – Это когда я в город уезжала? И не сказали ничего. Ой, мальчики…

- Приступить к пробному забору воды! – Провозгласил Борис, сделав широкий жест в сторону колодца.

Иван Петрович завертел ворот. Блестящая цепь зазвенела, укладываясь ровными сверкающими рядами. На звеньях, еще не подернутых ржавчиной сверкали разноцветные искры, придавая колодцу празднично-сказочный вид. Наконец над срубом показалось ведро. Это было сверкающее ведро из нержавейки, купленное по моему настоянию.

- Сосуд в студию! – Борис воздел руку над головой.

Сергей Семенович внес в круг света огромную хрустальную крюшонницу со стеклянной разливательной ложкой, обставленную хрустальными же кружками. Я исколесил полгорода в ее поисках, пока случайно не наткнулся в небольшой посудной лавке, явно застоявшуюся на полках не менее года-двух. Крюшонницу торжественно водрузили на стол. Иван Петрович аккуратно перелил содержимое ведра в хрустальный сосуд. Борис извлек из кармана пиджака коробочку, достал из нее длинную каминную спичку. Чиркнул ею по коробку, высекая огонь, и опустил вспыхнувший огонек в крюшонницу. Над той тут же взвились бледные синеватые языки спиртового пламени.

- Налетай! Чистый фруктовый крюшон! – скомандовал Иван Петрович, разливая стеклянной ложкой крюшон по кружкам, зачерпывая вместе с кусочками фруктов маленькие огненные язычки.

- Здорово! Здорово! Как красиво, - хлопала в ладоши Альбина. – И колодец, и огонь и крюшон! Как вкусно!

- И молиться не надо. Пей – не хочу, – подмигнул Иван Петрович.

- Ваня, а что Клавдия не пришла? – запоздало поинтересовалась Мария.

- Голова, опять болит. Видно погода меняется. Ты же знаешь, то одно, то другое.

- Брезгует она нами, - встряла Вера, чуть заплетающимся языком. Не любит она нас. Мы для нее...

- Вер, пойдем, пройдемся, попытался я переключить Верино внимание.

- Скажешь не так? Так! Я тут стих сочинила. – Вера вырвала свою руку и встала на фоне колодца, который сверкающими огоньками перетянул центр событий к себе, став своеобразной сценой для разворачивающегося действия.

- Стих! – возгласила, она, подражая Борису. Мы выстроились полукругом, приготовившись слушать. Вера на минуту погрузилась в себя, вспоминая первые стоки, затем с некоторым вызовом прочла:

Ты представляешь, Маша,

Клавка от нас с тобой воротит нос?

На это мы с тобой нассали,

Но, ведь не в этом же вопрос.

Совсем недавно, эта сучка

Была порядочная блядь.

Теперь глядите: футы-нуты,

Ей нужно линию держать...

Ты, только, Мань, не беспокойся,

Кому их девственность нужна?

Там сиськи - уши спаниеля,

и метр на метр ее корма!

Вся этой Клавки неприступность-

Сплошная хитрость и обман

А у самой в башке вертится

Чтоб не ушел от ней Иван!

Поэтому и нас не любит.

И потому надменный вид.

А мы с тобою порезвимся

Пока на нас еще стоит.

Закончив, Вера раскланялась и сделала реверанс, направо налево.

- Наклюкалась девчонка, - хмыкнул Сергей Семенович, - всегда считал, что страшнее бабы зверя нет. В детстве видел, как девицы друг друга «шпильками» обхаживали. Незабываемое зрелище. Никакой тебе жалости, одна злость.

- Да, что вы все понимаете? – Вдруг сорвался Иван Петрович. Лицо его залила бледность, голос готов был сорваться. - Вам бы все ушел. Куда? Не ушел и не уйду. Потому что «в бедах и в радостях». Вам, это что-нибудь говорит? И ей некуда идти. К вам? Так вы же ее отпихнули. Да, проблемы. Зачем они вам? Свобода у вас? Да эта свобода потому, что вашим плевать на всех вас. И на тебя, Верочка, и на Анатольевича. Рады, что свалили. Не нужны вы никому, вот и свобода. У них в городе свои дела, свои шуры-муры. Может междусобойчик? А, Анатольич? Тебя вообще не спрашивают, - Иван Петрович отдернул руку от Сергея Семеновича, попытавшегося остановить приятеля. – Сказать? Сейчас, все выложу, уж ты-то у нас…

- Не надо, Иван. – В глазах Сергея Семеновича, неожиданно мелькнула мольба и растерянность. – Не надо. Успокойся.

- Я-то спокоен, вам-то, что задницы жжет? – Иван Петрович, безнадежно махнул рукой и зашагал к калитке. – А ты Верка, так и знай, поживу маленько, не нажился еще, потом на твоих воротах повешусь. Вот и поговорим за жизнь, что и как.

- Что это с ним? – Альбина оглядела нас удивленными глазами.

- Зацепило, наверно, за больную точку. Кто ж его знает, где у кого рана не зарубцевавшаяся? Особенно, если ее в себе носят, наружу не выставляют. Ничего, к утру отойдет. – Сергей Семенович, сладко потянулся. – Альбина Федоровна, разрешите предложить вам вечернюю прогулку по местным достопримечательностям. – Сергей Семенович, Согнув руку колесом, предложил ее Альбине. – У нас здесь и соловьи поют.

- Соловьи? В августе? – усомнилась Альбина.

- В сердце соловьям есть место в любое время года.

- А вы испугались, Сережа. Что вам хотел сообщить Иван Петрович? Сознавайтесь. – Альбина приняла руку Сергея Семеновича и увлекла его к калитке. – Какие ясные звезды. Как давно я не видела столько много звезд.

- Это Вега – альфа Лиры, звезда нулевой величины, самая яркая звезда в северном полушарии. Вон там Денеб – альфа Лебедя, - уже издалека послышался голос Сергея Семеновича, начавшего раз и навсегда заученную лекцию по астрономии для молодых девушек. – А это Альтаир – альфа Орла. Видите, они образуют треугольник. Он так и называется: «петушиный». Нет, правда, правда. По этому треугольнику петухи ориентируются, когда кричать, чтобы разбудить задремавших влюбленных. А вон там Персей со своим мечом. Большая и Малая медведицы. Полярная звезда. От ковша малой медведицы. А вон по той звездочке индейцы проверяют зрение юных воинов, - при этом нужно вытянуть к небу указательный палец и, говоря «вон же она, вон, неужели не видите?», прижаться щекой к щеке обожаемого объекта. Объект, говорит: «где, где?», плотнее приникая к вашей щеке. – Да вон же, над средней звездой в ручке ковша. Алькор.

Школа жизни, однако.

Дима с Борисом отправились к реке. Мы с Марией сидели на скамеечке у колодца в обрамлении разноцветных лампочек. На столе маленьким вулканом дымился превращенный в пепельницу, перевернутый голландский горшок. Очень удобно, ветер не раздувает пепел. Я видел в Финляндии, такие «пепельницы» в каждом кафе на открытом воздухе. Вера безуспешно пыталась поймать кружкой кусочек персика в полупустой крюшоннице. Отчаявшись добиться успеха, она зачерпнула кружкой из расчета, что попадет, и залпом выпила, слегка поперхнувшись кусочками фруктов.

- Хватит тебе, Вера, - примирительно сказала Мария.

- Не ваше дело, - огрызнулась в ответ та, - умру я от вас. Злые вы. Поплачешь тогда, Сашенька, просить будешь – не воскресну. – Вера хлопнула кружкой об стол и, покачиваясь, направилась к дому.

- Была же Клавка на дне ВМФ и ничего, – задумчиво произнесла Мария.

- Была. Чужая душа – потемки. Что в ней, как?

- Саш, почему ты ко мне никогда не пристанешь? – задала Мария неожиданный вопрос. – Я б не возражала.

- Я знаю.

- Что тогда?

- Мы с тобой половинки от разных яблок, мне кажется.

- А с Веркой?

- С Верой из одного сада, пожалуй.

На веранде взревел проигрыватель. В светящемся дверном проеме танцевала Вера под вопли “Crazy Frog”, - маленького сумасшедшего лягушонка. Я бы перевел: обалдевшего от счастья.

Прогулка ----->