Русалки (ч.1)

Рассвет был ранним. Ночные кошмары при пробуждении обычно забываются, но это когда просыпаешься сам. А теперь меня разбудили. Камешек ударился в окно, под которым я обычно сплю, когда приезжаю к тетушке в забытый богом маленький поселок. Вокруг на десятки верст почти таежные места с заброшенными деревеньками, где покосившиеся и словно вросшие в землю избы. А в них сухонькие старики и старушки с выцветшими от долгой и тяжелой жизни глазами, но с добрым сердцем. Такая бабушка вынесет ковшик студеной воды, или крынку с холодным молоком из погреба в жаркий летний полдень.

- Пей, касатик, на здоровье.

И будет глядеть тебе вслед, прикрывая от солнца глаза высохшей рукой, пока ты не скроешься в облаке пыли проселочной дороги.

По этой дороге, взбирающейся в крутую горку, мы сейчас отчаянно крутим педали наших великов на пару с Игорехой, белобрысым пареньком, моим десятилетним сверстником и сыном местного ветеринарного врача. Это он разбудил меня, чтобы показать кое-что на озере.

Взобраться верхом на велосипедах на горку до конца нам все же не удается. Идем пешком с велосипедами, тяжело дыша.

- Слышь, Игорех?! - говорю я ему, первый одолев подъем, - а ведь и зря мы сегодня идем!

- Чего это? - глянув на меня исподлобья и выдохнув, потому что он тоже, наконец, взобрался на горку, спрашивает он.

- Так ведь нельзя нам теперь на это озеро. Там еще эти...молодые, что на пару утонули...девять дней-то еще не прошли, и сегодня, кстати, они мне снились.

- Ну, боишься, так не ходи!

Я остановился в задумчивости. Ну уж нет. Хватит с меня и того пьяного ночного шофера, которого я мог спасти и не спас. Прошлым летом приспичило мне как-то ночью за большим. Выскочил в кромешной тьме на улицу. Туалет у тетушки был рядом с крыльцом в двух шагах, но за заборчиком. А почему страшно туда ночью, я сейчас скажу. Дом ее был крайний в поселке. Сразу за огородом - перекресток двух дорог, одна из которых вела на сельское кладбище. И вот, если ночью выходишь на улицу один, а на тебя с неба, со стороны кладбища глядит огромная луна, и ты отчетливо представляешь себе, как сейчас она освещает вот эту дорогу в лесу до самой кладбищенской ограды, и покосившиеся гнилые кресты, и белеющие по огромному пространству, заросшему кое-где молодым сосняком березы, и провалившиеся старые могилы, из которых, быть может, уже выбрались в эту лунную ночь их обитатели, то душа не просто уходит в пятки, а сам делаешься ни жив, ни мертв. В такую вот ночь сразу за нашим огородом, чуть-чуть не доехав до перекрестка, стоял с зажженными фарами и работающим двигателем грузовой автомобиль. Я остановился у калитки как вкопанный, и от страха даже расхотел. Сколько времени я так простоял - не знаю, только чудилось мне, что незнакомый мужской голос молит меня о помощи. Я отворил калитку и пошел по картофельным грядам прямиком к автомобилю. Женский крик в спину остановил меня. Это моя старшая двоюродная сестра, вернувшись с танцев, решила перед сном заглянуть за калитку. Я как будто очнувшись от гипноза, со слезами кинулся к ней. Сколько я ее не уговаривал пойти со мной к этому грузовику, она стояла на своем, и, вконец рассердившись, пригрозила даже написать об этом моей матери в Ленинград. А через несколько дней гроб с телом этого шофера, совсем молоденького еще паренька, провезли мимо наших окон. Он пьяный в машине заснул и двигатель не заглушил.

- Нет, я, дурак, поеду с тобой! Потому, что других, таких как ты, здесь нет..да и вообще...

- Что? - Игореха швырнул свой велик в придорожную траву, и явно был готов выяснять со мной отношения, -а ну, давай, говори, что там тебе снилось, умник!

- Держи карман шире. Так я тебе и сказал. А сказку про это помнишь? Если я по колени окаменею, ты что-ли за меня педали крутить будешь?

- Ну и не каркай тогда! - он впрыгнул в седло своего велосипеда и помчался под уклон к озеру, оставив меня далеко позади.

Я сильно на него обиделся, и ехал, еле крутя педалями, на почтительном расстоянии. Дорога к озеру бежала среди поля озимой ржи. По обе стороны ее, недалеко от озера виднелись два крошечных, поросших чахлыми елями и березками мха. Было странно видеть эти миниатюрные болотца на возвышенной местности. Но объяснялось все просто. Когда-то на их месте были два крошечных озерца ледникового происхождения. А для жителей выходящей в полутора километрах отсюда прямо к озеру деревеньки эти болотца были настоящим грибным раем. По их краям летом росли подберезовики, а ближе к осени грибы на засолку. И вдруг, Игорь резко затормозил, его велосипед опрокинулся на обочину, а сам он полетел в рожь. Я поднажал было на педали, стремясь прийти к нему на помощь. Откуда ни возьмись огромный серый заяц бросился мне под колесо, и ничего другого не оставалось, как последовать за своим приятелем, правда в противоположную обочину. Не успев даже крикнуть "мама", я вылетел из седла, и сильно ударился головой о ком засохшей придорожной земли.

21 октября 2007г СПб

Русалки (ч.2)

В странной круглой комнате с полусферическим темным потолком, под которым вспыхивали мириады фиолетовых огней, за круглым золотым столом, на приземистых дубовых банкетках сидели четыре существа. Четыре огромных головы, сразу, почти без туловища переходящих в это самое... каждое из которых располагалось не на одной, а на паре сафьяновых банкеток с выгнутыми массивными ножками. У двух из этих существ глазки были в щелочку, а у двух других - округлые, ежиные. Трудно сказать, были ли это мужчины, или женщины, или мутанты-гуманоиды. Их маленькие пухленькие ручки, отчего-то постоянно были сжаты в кулачки. Огромные и гладкие, словно астраханские арбузы, головы были увенчаны острыми и поросшими рыжей шерстью ушами. А почти идеально круглый рот был так мал, что лишь разжеванная пища могла в него поступать, да и то только через питающий шланг. Зубы у них, тем не менее, были. И язык, судя по-всему,тоже, хотя и очень короткий, ведь мне пришлось резко напрягать слух, чтобы хоть что-то разобрать из их разговора.

- Отдадите им все пятнадцать секстиллионов атомов, иначе даже и не мечтайте об увеличении объема памяти в компьютерах Верховного суда.

- Но, ваше достоинство, это немыслимо! Нам ведь эти атомы совершенно неотложно необходимы для нужд Верховных стражников!- возражал один из ежеглазых.

- К тому же и наши подданные находятся на грани почти полного физического истощения и обезвоживания! Поэтому Вещество из Неприкосновенного Фонда может быть использовано исключительно для синтеза пищи и воды, - поддержал своего товарища другой ежеглазый.

- Я не могу ставить под угрозу будущее всей нашей цивилизации! Пускай тогда от жажды умрет лишь половина человечества. А ответственность ляжет ...на самопрограммирующиеся компьютеры управления ресурсами.

- Но это ведь чудовищная ложь! - проговорила вторая голова с узкими глазами и резко опустила свои сжатые кулачки на золотой стол, - нас разорвут на куски сограждане...

- Так усильте вооружение гвардии из моего арсенала! Будут горы трупов? Что ж, по крайней мере тогда у нашего десанта на Юпитер будет больше топлива (мы пустим тела мятежников в аннигиляторы космических танкеров вещества) и шансы на спасение оставшихся в живых после этой бойни людей резко возрастут! О том же, что когда-нибудь свободное вещество будет на вес жизней, надо было начинать думать уже нашим прапрапрадедам. Так! Что есть неотложного из текучки?

- Да два парнишки застряли в туннеле последнего выдоха, еще в двадцатом веке!

- Отчего же не случилось катастрофы прямо тогда?

- Ангелы в спешном порядке его шунтировали.

- Так пускай себе и дальше там висят!

- Невозможно! Ровно десять веков прошло...Проблему надо разрулить.

- Ничего самим людям доверить нельзя! Как эти бродяги только умудрились - он приподнялся из-за стола, и за плечами у него неожиданно распрямились крылья, - а ты что здесь делаешь?! - он скорчил недовольную гримасу, глядя на меня.

- Так ведь это же и есть один из тех мальчишек. Тот, которого угробил заяц. Говорю, нельзя дольше ждать, они начинают уже ре...

- Вернись! Очччьниись!!! - засвистело на меня узкоглазое существо.

От испуга мои глаза открылись. Над головой снова было высокое синее небо.

Я приподнялся было на одном локте, но от слабости не смог удержаться и опять упал на спину. Вокруг камня, который я принял за комок земли, разлилась и уже засохла кровь. Я повернулся на бок и ощупал голову. Она была совершенно цела. Интересно, почему это мы не смогли с Игорем по-человечески умереть?

Мне удалось, наконец, сесть, но все поплыло перед глазами и в ушах стоял такой треск, как в наушниках приемника при плохой настройке. Я увидел неподвижно лежащего на противоположной стороне дороги Игоря. Кажется, он тоже начинает приходить в себя, и точно так же не в силах подняться. Интересно, а он-то знает, что с нами произошло, был ли и он в той странной комнате?

Я протянул моему приятелю руку, и он с большим трудом поднялся c травы. Глаза его глядели, казалось, сквозь меня. Он хмурил свои выгоревшие на солнце брови и кусал нижнюю губу. "Помнит, или нет?" - вертелся у меня в голове надоедливый как муха вопрос. Сколько мы так простояли - не знаю. Вдруг, что-то зашелестело иголками. Игорь протер глаза и уставился на ежа.

- Бред какой-то! - наконец вымолвил он.

- Почему? Просто ежик.

- Эхх! - вздохнул Игорь, - чудной ты, Андрюха... вроде и предки твои из здешних мест, и родились мы с тобой в одном месте, в один день и час, а не знаешь таких простых вещей...

Я схватил его за рукав.

- Постой, как ты сказал?

- Я еще никак не сказал. Я теперь скажу! Этот еж здесь и сейчас - все равно, что лось в питерской парикмахерской...понимаешь?!

- Да не о еже я! Хотя, конечно, и еж...что ты сказал о нас с тобой?

- Хм...а тебе разве твоя мама не говорила?

- О том, что я родился здесь, в поселковом роддоме?

- О том, что почти одновременно с тобой, в этой же палате родился еще один мальчик!

- Но ведь так не бывает?! Поселок очень маленький. Это же понимаешь, что такое, а? Это же редчайшее совпадение!!! Это то, чего на свете не может произойти никогда!

- Тоже мне чудо! Вот то, что этот хренов ежик мне под колеса бросился - вот это я понимаю...вот это действительно чудо. Кстати, а ты что как и не я...наехал на ежа?

- Хуже, Игорек, на зайца.

Мой приятель задумался на минуту.

- Ну, вообще-то заяц мог перебегать вон из того мха в этот...но не нравится мне все это, - он вырвал сладкую травинку у себя из под ног и энергично задвигал челюстями.

"Игорь, Игорь, Игорек, подари мне пузырек". Мной овладело нечто неизъяснимое. По спине бегали мурашки. После того, что с нами случилось...или это был всего лишь бред после удара головой при падении? А кровь? И ни одной царапины на моем лице... а Игорь так вообще ничего не помнит. Интересно, это как-то связано с тем, куда мы с ним направлялись?

- Ну что, мы идем дальше? - как можно более спокойным голосом произнес я.

Я читал на его лице и в глазах "пожалуй, как-нибудь в другой раз", но он себя пересилил, и стиснув зубы, выдавил: "Если не ссышь - идем!"

Мы даже не вспомнили о сломанных велосипедах и, взявшись за руки, двинулись к заросшему лесом берегу озера.

26 октября 2007 года СПб

Русалки (ч.3)

Но добраться до озера нам было не суждено: внезапно поднявшийся ураганный ветер выворотил с корнем огромную ель, которая склонялась над тропинкой, круто спускавшейся к берегу. Мы переглянулись с Игорем и, не сговариваясь, повернули назад.

В самом низу Паршинского пригорка, почти у наших домов, мы увидели знакомых мальчишек — детей неразговорчивого соседа. Мальчиков у него было четверо, а сам он был странным типом — кладбищенским сторожем. До работы ему было рукой подать: наша улица, хоть и называлась Лесной, упиралась в дорогу к деревне Канаи, и в четырёхстах метрах от перекрёстка начиналось новое поселковое кладбище.

На нём почти не было хулиганов и грабителей, потому что сельские жители ничего ценного в гробы близким не клали. А водку на поминках выпивали подчистую, так что и местным алкашам поживиться было нечем. Сторожу оставалось вырубать кусты, пилить мешавшие проходу ветки да изредка помогать рыть свежие могилы. Лес вокруг кладбища содержал в порядке его добровольный помощник — поселковый дурачок Петруша. Вместе они собирали белые грибы, которых водилось вдоволь. У забора обильно росла земляника. Младшие дети приносили отцу из дома кашу или картошку на обед, а возвращались с грибами и ягодами. Собирали и сами неподалёку — пенсия у отца была маленькая, а зарплата и того меньше.

Никто не знал, на что жила их семья. Огород был почти не засажен, их мать часто хворала и редко показывалась на людях. Поговаривали, в молодости она была красавица и умела лечить травами. Но после рождения четвёртого сына здоровье её пошатнулось, и, не умей она сама себя подлечить, мужу, пожалуй, пришлось бы навещать её могилу.

Не знаю почему, но я напросился идти с его сыновьями к отцу. Игорь побежал домой.

Василий — так звали сторожа — приветствовал меня кивком. Казалось, мой неожиданный приход его не удивил.

— «Кто старших не слушает, тот в добре не живёт» — знаешь эту мудрость?

— Слыхал от тётушки и мамы.

— А коли слыхал, зачем же пошёл с другом к озеру, где утопленников ещё не нашли?

— А вы откуда знаете?

— Сорока на хвосте принесла.

— И про то, что с нами приключилось, тоже знаете?

— Про это не ведаю. Расскажешь? Дети, ступайте, вон у того забора земляники красной полно.

Когда малыши убежали, я рассказал ему всё.

Дядя Василий, слушая, хмурился и мрачнел. Наконец он взял меня за руку и глянул прямо в глаза.

— Не хочу тебя пугать, но ты со своим приятелем попал в скверную историю.

— Догадываюсь. Только как нам теперь выпутаться?

— Для начала надо выжить. Ты, я вижу, некрещёный.

— Мой приятель тоже.

— Эх, времена! О чём только родители думают. Ну да ладно. Есть у меня на этот случай оберег — старинная серебряная монета. Бери, она тебе скоро может понадобиться.

Я поблагодарил сторожа и побежал со всех ног домой. На небе собирались чёрные тучи, вдали гремел гром.

В доме никого не было. В знак этого в петлю замка была воткнута палочка. Дядя и тётя были ещё на работе. Старшая сестра, видимо, ушла к подружке. Я сел возле комода и стал смотреть на фото покойного дедушки. Оно стояло в рамке, а над ним на цепочке висели лампада и икона. Этот дом дед выстроил за несколько лет до смерти, последний в своей жизни. Он оставил его любимой дочери, в нём же и умер. Рядом с ним последние годы была моя старшая сестра, которую звали, как и мою маму, — Таня. У мамы с отцом в Ленинграде до моего рождения был только угол в комнате заводского общежития — вот и поехала мама рожать в забытый богом посёлок. Какой-никакой роддом тут был. А после каждое лето отправляла меня сюда отдыхать. Я крутил в руках монету-оберег и решил продеть в просверленное отверстие синий шнурок, который тётушка хранила непонятно зачем в верхнем ящике комода. Я так увлёкся, что не заметил светящийся шар, паривший в воздухе в метре от моей головы.

Я не знал, что это шаровая молния и что она смертельно опасна, но инстинктивно прикоснулся губами к монете. Шар каким-то образом пролетел сквозь стекло большого окна.

Вскоре от подруги вернулась старшая сестра. Она встревоженно взглянула на меня и спросила, что случилось. Я ответил, что ничего страшного. Всё равно она бы не поверила, расскажи я ей правду. Мы пополдничали, а потом с работы вернулись её родители. Её отец, любивший меня как сына, предложил завтра всем отправиться за малиной. Он работал в лесу и знал все грибные и ягодные места. Отличная идея! Я любил ходить с ним и за ягодами, и за грибами, и на рыбалку. Он был весёлым человеком, хотя пережил многое в подростковом возрасте, когда началась война. После войны наша армия была такая большая, что его не призвали ни в восемнадцать, ни в следующие несколько лет. Только когда родилась моя старшая двоюродная сестра, его забрали в армию. А после демобилизации он завербовался в Нелидово на шахту. В забое его засыпало. Но повезло — откопали. А тут ещё маленькая дочка попала под грузовик, к счастью, отделавшись ушибами и испугом. После этого тётка приняла решение: всем возвращаться на малую родину, в посёлок. Её отец к тому времени помог обосноваться раненому бандеровцами сыну под Новороссийском и был готов построить домик в посёлке. Он был крайним на улице, ведущей к новому кладбищу.

На следующий день мы все отправились на телеге на разведанную дядей делянку.

К счастью, ничего страшного не случилось: никто не заблудился и ни на кого не напал медведь. К вечеру решили истопить баню. Баню, топившуюся по-чёрному, тоже срубил дед вместе со старшим сыном, жившим в начале нашей улицы, недалеко от старого русла мелкой речушки Уклеинки. Баня стояла на опушке леса у большой дороги, и в ней мылись несколько семей. Мы мылись последними, когда было не так жарко, да и угар от топки по-чёрному уже выветрился. Семья Игоря мылась первой. Внезапно прибежал раскрасневшийся отец Игоря. Мой дядя недавно купил мотоцикл, и тот просил о помощи: Игорю стало плохо в бане. Скорее всего, он угорел. Пока они выкатывали мотоцикл, я бросился с монетой-оберегом к бане. Игорь терял сознание, был страшно бледен и бормотал что-то бессвязное. Его мать была в отчаянии.

— Пустите! Я знаю, как помочь! — бросился я к приятелю.

Чтобы мать не видела, я приложил монету-оберег к его губам. И, о чудо, его лицо стало розоветь, его вырвало на пол, после чего ему стало лучше, и он попросил холодной воды. Мать дала ему напиться и умыла лицо. Она не знала, что это был не сглаз. Видно, Игореха ничего не рассказал ей о наших вчерашних приключениях.

23 ноября 2025г.

( Продолжение следует )