да, Вера.

**
С самого же начала все говорили - ну не получится, не срастется.
Не привыкай, потом еще отвыкать придется,
ну ведь видишь - уже ни к черту не удается,
да брось уже! А она смеется.

В самом деле, каким ослепительно ярким все становилось.
Сама себе головой качала - ну что, влюбилась?
И целый мир пестрел за плечами,
             даже когда ты поворачивался спиной,
мир (уже навсегда) был совсем иной.
Это конечно фантазии, экзальтации, и сильнее
желанье любви, и память о ней длиннее,
все эти разбитые вещи, рюмки, бессонницы, нервный тремор,
абсурдный юмор, в наушниках сладкий тенор.

Помнишь, когда мы встретились, может немножко рано,
у меня высыпалась музыка из порванного кармана,
у тебя телефон, паскуда, все время лаял,
снег опускался на челку и там не таял.
И после, на майских набережных, мы были красивые, точно боги;
меня не волновало, что там случится со мной в итоге,
продолжай я вот так же, не есть, не спать - на вине и нервах;
ты во всем тогдашнем был у меня "во-первых".
Помнишь, я ненавидела всех этих твоих начальников и "ребят",
любого, кто мог позвонить тебе - что они вечно ему звонят?
неужели не понимают, что их там много, а я одна,
что мне жизнь, когда мы не вместе, едва видна?

Боже,
    у нас ведь были пустые комнаты с видом на реку, в самом центре.
Мы жили за так, ничего не смысля, в каждом квадратном метре,
у нас было время грустить, говорить о книгах, спорить и целоваться,
но чем мы за это заплатим - у нас не хватило времени догадаться.

Ты встречал меня, как в кино, с ромашками на вокзале -
утром, немного пьяный, в пяти затяжках; и мы ведь знали
во сколько за рынком привоз начинается овощей,
какие музыки брызжут из лодок под утро,
      и много других совершенно простых вещей,
которые знали и прочие люди, и даже собаки их, и пальто,
но в том волшебном порядке их больше не знал никто.

Я держалась за эту любовь, как клейкий листок за ветку,
как больной за таблетку, вздох за грудную клетку,
потому что как бы ни было плохо внутри любви, но ведь там, снаружи -
даже слов не найти, насколько там будет хуже.

*
Посмотри на нас.
     Узнаешь? Ну, узнать-то можно, чай не тысячу лет спустя.
Я чуть иначе одета,
    у тебя прическа чуть-чуть другая, а так - пустяк.
У нас голоса похожи, словечки те же, мы похоже судим о новостях,
бываем вместе в поездках или в гостях.

Как же странно из богов со всеми их страданиями и страстью
      превращаться опять в людей.
Причем в каких-то других, повзрослевших, полных планов,
      проектов, лихих идей,
шедших друг через друга, как через лес

что бы ты сделал
если бы голос мой
вдруг исчез

Это все были последние всплески - южный большой рассвет,
женщина в пестром сари, Канья-Кумари, то, чего больше нет.
Черный наш самолет, становясь невидимым даже для нас самих,
отодвигается в памяти, молод, силен и лих.

Что мне сказать тебе? Ты на проводе, как всегда.
Нас не разделяет ни кто-то третий, ни злость, ни суша и ни вода.
Я перешла эту реку мысленно, я стою на другом краю,
Я не то что «своих не вижу и ваших не узнаю»,
                               но больше я не в строю.
Не грусти, говорю, пойдем, в осенний наш бар заглянем.
Посидим у стойки, из стаканов своих потянем,
Помолчим; потому что не рассказать никакими прошедшими временами
Как прекрасно все то, что однажды случилось с нами.