Женщина говорила
Множеством аллегорий,
Про великое счастье и про ничтожное горе,
И звучали из тонкого звона ее, кололи
Маркес, Лорка, Туве Янсон и Джованьоли.

Отмечая несбыточность и несложимость фактов,
На балкон выходила, непостижимо как-то,
И садясь на краю, на самом краю балкона,
Удивленно смотрела – как будто была законной

Или, может, упрямо верной его женою –
Человека из прошлого, ставшего мне стеною
Из гнилой черепицы: «Ты для него – опора.
Для него – и меня, но с другой стороны монитора».

И дождями молчанья, и серебром зеркал,
Застывая в лесу с крыльями из асбеста,
Я так молча стоял, и стоя молчал, молчал,
Будто эта чужая жена стала мне невестой,

Становясь дымком, беззаботней цыганских снов,
Неподвижней Снусмумрика в чаще с губной гармошкой,
Я дышал, вдыхая воздух в ее ладошку.
Я дышал, вдыхая воздух в ее окно.