Война, наверное, должна быть такой...
|
Мало кто знает… Но Штефан лежал в теплой лужице, оставшейся от раненного в легкое и извлеченного из прошлого бойца. Кто-то – он никак не мог узнать сослуживца в макияже – прижался кривой спиной к осыпающейся стенке окопа, глядел в небо влюбленными голубыми глазами, мечтательно хмурился. Солдат с перевязанной головой складывал в пирамиду ржавые ружья, оставшиеся, видимо, еще со Второй Мировой. Пирамиды вообще всегда «оставшиеся, видимо, еще с…». Точно ведь никто не знает. Офицер лениво смотрел на систематизировавшиеся ружья, думал о своем, но натужно как-то, в морщину думал. В штабе готовили атаку, о чем свидетельствовало монотонное бурчание, изредка прерываемое взвизгами генерала – высокого, высушенного годами и давнишним ветром человека, в потертой по неведомым причинам вражеской шинели, с огромными, вышитыми пронзительным золотом звездами на погонах. В блиндаже он стоял согнувшись, мучаемый осточертевшим радикулитом, скрипел при слишком глубоком вздохе суставами, отчего солдатам было неясно, взвизгивает ли он или это шейка тазобедренного сустава что-то там где-то там и вообще.. Фридрих сказал на ухо Штефану: «А ведь когда-то, вот в этом же месте, над головами летали пули и танки мощными разворотами на месте превращали окопы в могилы»… И затих. Потом оба улыбнулись, глянули в небо, прислушались к рассветной тишине (а она была точно такая же, как и давеча закатная) и принялись дальше ждать. Солдат, присевший напротив, поднес ладонь ко рту, как бы прикрыв его, и стал усиленно на нее дышать, одновременно шмыгая носом, вынюхивая воздух, проверяя, нет ли неприятного запаха. Стало быть, все-таки, /не может быть!!!/, атака. Тучка вскарабкалась на одинокое корявое дерево примерно в километре на северо-восток, чуть помедлила и поползла по небу… Когда Штефан уже почти просчитал пройденное ей расстояние от дерева до условно проведенной вверх от окопа плоскости, из блиндажа вышел генерал, закутавшийся в шинель по глаза, за ним засеменили разноранговые офицеры и повар… Последний шептал: «Приготовиться, приготовиться…». Вдруг, так что даже генерал взвизгнул (или суставы), крикнул солдат, сидящий напротив. Что крикнул, разобрать, конечно, не разберешь, но причина ясна: атака. То ли обрадованный отсутствием запаха, то ли в надежде на прощение его наличия, солдат первым выскочил из окопа и ринулся на врага. За ним поспешили остальные. Штефан, а за ним и Фридрих затрусили в арьергарде. Откуда-то, казалось, из-за горизонта выдавилось наполовину испуганное, наполовину радостное «урааааааа!!!!», казалось, из-под земли, из каких-то неразличимых и бесчисленных подземных ходов стали появляться сначала маленькие, а затем отчетливо вражеские силуэты. Бой начался… Мало кто знает… Но к тому времени, когда большегрузный Штефан добежал до последнего оставшегося на ногах вражеского солдата, повсюду вокруг лежали тела: по двое, трое, иногда целыми группами, друг на друге, рядом, кто-то взявших за руки, быть может, для совместного изучения неба. Кто-то лежал безмолвно, кто-то корчился. И вдруг – он даже не уловил толком этого момента – все стало слишком быстро. Так, как в старых фильмах про войну показывают галопом спешащие грозные серые и сердитые облака. Зрение на пару с мозгом стали работать кадрами: вот двое, стоя на коленях друг перед другом, обнимаются и троекратно лобызаются, кто-то смеется над отсутствием у врага потерянного при беге сапога, одновременно помогая перевязать портянку, кто-то спешно рассказывает анекдот на непонятном языке, и Фридрих – о, ведь это Фридрих – спешно смеется, не давая закончить, какая-то группка просто катается по пыльнойе траве, видимо, играя, в кто-кого-перержет… Словом, легкая вакханалия. Война все-таки. Штефан бросается на врага, пытаясь свалить его на землю, но сам неуклюже падает, распластавшись на самом краю вражеского окопа, а благодаря неуклюжести оппонента совместно с ним тут же падает в этот самый окоп. Уже лежа на отсыревшей земле, он осыпает лицо упавшего на него сверху солдата неряшливыми поцелуями. Из волос врага выползает знакомая тучка и жирно удаляется куда-то за край окопа. Штефан сначала провожает ее, а затем возвращает взгляд на солдата. Тот стоит на коленях, что-то лопочет на своем корявом языке, отвернувшись в сторону. На Штефана теперь смотрит дуло какого-то доисторического револьвера с кривым стволом, и солдат, вжав рукоятку в ладони, сквозь слезы целится чуть в сторону, то есть ровно в лоб Штефану. Какого х… Раздается выстрел.
Постскриптум: Фридрих стоит на краю окопа, недоуменно глядя на рыдающего врага. Чего-то ждет, пытается собрать мозаику мыслей. Безрезультатно. Повисает тягучая тишина. Солдаты обеих армий, выстроившись в линейку повисают над окопом справа и слева от Фридриха. Смотрят. Недоумевают. Пытаются собрать мозаики мыслей. Безрезультатно. Кто-то забирает у стрелявшего пистолет и несет в пирамиду с ружьями. Точка.
Мораль: глупо. Точка. |