Что у меня еще один дядя есть, я узнал совершенно неожиданно. Как-то мама развспоминалась о своей молодости, и о моем отце. Как тот обижал мою бабушку, ну и поплатился за это. Тут и всплыл в первый раз дядя Вася, который тогда поколотил отца. За шесть лет моей жизни я его ни разу не видал! Только на фотках в семейном альбоме. Живет он где-то на краю Земли, на берегу Черного моря. У меня почему-то сразу в голове всплывало "Старичок отправился к морю,(Почернело синее море.)"

- Мам, а отчего оно почернело?

Она надолго задумывается, не зная, как ей ответить. Вздыхает, гладит меня по голове:

- Много будешь знать, скоро состаришься.

- И отчего этот дядя Вася, если он наш, если он твой родной брат, живет от нас так далеко? Разве ему в России места не было?

Она грустнеет лицом, потом неожиданно говорит:

- А хочешь, я расскажу тебе об этом историю?

- Конечно, хочу.

"В некотором царстве, хотя вроде уже и не царстве, в большой крестьянской семье жили-были три брата. Старший очень добрый, хотя и не слишком сильный Алексей, божий человек. Младший еще добрей, Иван. От жалости к ближнему он мог даже заплакать. А вот средний был настоящий мужчина. К нему перешла мужская сила всего нашего рода."

- Как это?

- А ты вот слушай! Укладывайся, давай, на бочок и слушай.

- Да ну, мам. Я ж тогда усну, а хочется до конца...

"Когда их дедушка, проживший долгую, полную испытаний жизнь начал с ней постепенно расставаться, то, как водиться, стал он быстро слепнуть. А тут как раз народился новый внучек и по Святцам его нарекли Василий."

- Ты знаешь, что означает это имя?

- Нет.

- Ну, об этом я тебе как-нибудь в другой раз расскажу.

"И вот дедушка, узнав, как его назвали, попросил дать ему ребенка на руки. Все удивились, а дочь даже забеспокоилась, как бы со слепу и в старческой немочи не уронил он внука. Но старик так сильно просил, что отказать ему она не смогла. Младенец сперва было закричал, но как только оказался в руках деда, разулыбался, протянул к нему свои ручонки. Дедушка целовал их беззубым ртом, а по впалым щекам его из навсегда закрывшихся глаз ручейком бежали слезы. Присутствовавшие при этом родственники были сильно удивлены: за долгие годы не видывали они ни слезинки на его лице. Старый в жизни был кремень, никому из домочадцев спуску не давал. Да и себя держал в большой строгости после смерти любимой жены.

- Отчего вы плачете, отец? - спрашивала его дочь.

- Чую, дочка, настоящий это воин только...

- Только?

- Не пощадит его жисть. Убедится он не единожды, что не в силе правда...

- А в чем же?

- Да в стойкости. Труднее ничего в жизни нету, чем удержаться в лихую годину-бурю на плаву, да после еще и выплыть к своей тихой гавани.

Лицо дочери сделалось бледным. Отец не мог этого видеть, но почувствовал ее состояние и произнес, возвращая ей младенца:

- За Василька шибко-то не переживай. Не оставит Господь его своей милостью.

Вскоре после этого старик умер. А Васятка сразу после его похорон сделался вдруг ни на кого не похожим. Шутя ему удавалось то, перед чем даже более взрослые дети тушевались. Ранней весной он мог, перепрыгивая по ломающемуся под ногами льду, переправится на другой берег речки. Летом, уходил не раз по грибы в такие чащобы, куда детям строго-настрого ходить было заказано. И вот однажды все же заплутал, ночевал один в лесу, а наутро, когда по нем бабы уже голосили, воротился, как ни в чем не бывало, цел-невредим. Драчун он был на всю округу известный. Уж сколько его не подкарауливали, даже и большой толпой, а побить все никак не могли. Выломает он дрын из изгороди, встанет на пригорке. "Ну, у кого ребра пока целы? Подходи!" Став повзрослее как-то раз, не спросясь отца, ушел с его ружьецом на охоту. Вернулся весь в крови, с отрезанными медвежьими лапами. С тех пор правда никогда больше не охотился. А начнут его выспрашивать почему, один на то ответ, мол, звери лесные, все равно как люди. Но вот пришла, не спросясь, страшная в Россию война. Пришли набирать рекрутов и в его родное село, заглянули на двор. Васятка в это время наворачивал деревянной ложкой любимую грешневую кашу.

- Что ж ты, молодец, в войско нейдешь? Люди баяли, добрый из тебя воин.

Василий презрительно смерил взглядом незнакомца и продолжал как ни в чем не бывало выскребать гречинки со дна котелка.

- Встать, такой-сякой, когда с тобой разговаривают! - рявкнул на него отставной израненый майор.

- Кончится эта война, не успеешь ты к своей бабе в теплую избу воротиться. И не ори на меня! А то ведь храбрость-от твоя вся в голосе, а силы-то в тебе осталось меньше, чем каши у меня в котелке.

Вербовщик выкатился из избы не солоно хлебавши. А через несколько дней по радио сообщили о Великой Победе.

- Ах ты, сученок! Погоди же. У меня не отвертисси, - и послал к нему двоих нарочных с пакетом, да при винтовках.

А Василий словно их дожидал: сидя на пороге портянки докручивал.

И послали его воевать в Украину. С теми, кто по лесам отвернувшуюся от них удачу тщился за хвост ухватить. Сошелся он как-то раз на узкой тропе с атаманом-"медведем", вспомнил вдруг и про отрезанные лапы, когда брал этого хлопца на мушку. А тот ему вдруг и говорит:

- Ну, вот, Васыль, и стренулся ты с судьбой.

- Какой я тебе "Васыль"? Меня батяня другим именем нарекал!

- Батько? То це ж не на усю жизь. Зараз можешь ще вмереть и под тым именем! - и бандит вскинул свой обрез. Но первым выстрелил все же Василий. А в ответ выстрела уже не слыхал, только будто копье ему в грудь вонзили. И упал он, обливаясь кровью, в чужом прикарпатском лесу, как срубленное дерево.

Когда пришел в себя, первое, что увидал над собой было девичье лицо. Глаза у нее были синие-синие и, казалось, глубже всех озер и морей. Даже небеса им в синеве уступали. Он попытался было оторвать чугунную голову с подушки, но от боли закусил губу.

- Васыль мий, - прошептали ее губы пока он проваливался в темную бездну."

- А дальше? Дальше они поженились?

Мама грустно улыбается мне в ответ. Она не станет говорить мне сейчас, как тосковали они всей семьей о потеряном для них брате. Как он приехал, комисованный из армии вчистую, в родную деревню с молодой красавицей-женой, и как заходился на закате в удушающем кашле.

-Вам, батенька, климат нашей средней полосы решительно противопоказан, - пригвоздил его к кресту старый доктор с добрыми сочувствующими глазами,- на юга вам теперь надо, вслед за Антонпалычем Чеховым.

В Украине они жить конечно же не стали. Обосновались навсегда в Новороссийске.