Мосье, префектуре не стоит прослушивать сны,
я слишком преступник, чтоб громко дышать в микрофоны.
Клыки, что пробили арбузную мякоть десны,
прокусят прослушку, как тысячи юных грифонов.

Мосье, я виновна: диагноз – перфекционизм,
готова хоть сутками драить лимонною коркой
чернильные кисти, и слушать, как катятся вниз
убитые внутренним ядом личиночки водки,
как в прошлое сходит индефинит, рвётся в перфект,
презент опечатанный – жалко срывать с него ленту…
…Инспектор, здесь мало скелетов – здесь дрыхнет инсект,
и ящик шуршит колыбельную piano и lento,

и, вздрогнув, трюмо размножает помады и пудр
восточную магию в стиле «любовниц» Кар-Вая,
похожих на до- и на после-, в предчувствии утр
покинутых между рыданьем и стоном трамвая,
заброшенных в поиске – прежней…

Мосье, режиссёр –
увы, априори преступник, а мне бы – мечталось…
Давайте оставим бессмысленный тягостный спор –
проворней - вещей приговор. Принимаю, как данность,
трясущийся пудинг, вовсю шепелявящий кран,
разбивший аквариум, съеденный кошкой карасик…
Шиповник колючими лапками рвётся в гортань,
он знает, что я – его самая лучшая ваза…

Мосье, в префектуру не стоит…
Здесь следствует дом,
он очень суров – обвиняемой сложно придётся…
Я – слишком анатом: мне хочется жить под ребром
и в рыхлом желудке искать соломоновы кольца.
Я – слишком преступница, чтобы довериться – вам!
Поверьте, меня здесь накажут куда уж похлеще…

… инсект разгрызает мой письменный стол на дрова.
Скелеты встают. И отчаянно ищут одежду…