Весенний дождик набирал силу, а трамвай и не думал приходить. Мы стояли с приятелем на остановке у Первого Меда на Петроградской уже битый час. Даже для студентов эпохи застоя это было слишком и понемногу начинало раздражать, хотя мы и проводили время ожидания в спорах о чем угодно.

- Ладно, - говорит, наконец, приятель, - скажи, нам действительно пора бы уже по домам?

- Спрашиваешь, мне бы еще к паре зачетов завтра подготовиться. Сессия уже на носу. Не хотелось бы пролететь со стипендией.

- Ну, тогда, гляди. Сейчас мы с тобой применим против трамвая его же методы, самый фундаментальный закон природы нам в помощь.

- Что еще за такой закон? И почему ты считаешь, что этот трамвай что-то против нас имеет?

- Скажи, он единственный, на котором мы можем с тобой отсюда уехать?

- Почему же единственный? Если протопаем с полчаса до Гренадерского моста, можем сесть и на другие.

- Правильно! Но это если бы светило солнце, тогда нам действительно было бы приятно прогуляться. А теперь идет дождь. И заметь себе, он все усиливается, будто догадывается о наших мыслях.

- Не понимаю, к чему это ты клонишь?

- Мы могли с тобой сегодня уехать домой на троллейбусе?

- Могли. Только если бы не забежали в нашу любимую кафешку. И не поглазели бы на этих двух симпатичных чудачек, что пьют кофе в одно и то же время уже вторую неделю.

- Ну, это другое. Просто они живут в общежитии медицинского, в соседнем доме, и любят пирожные с кремом, которые в этом кафе всегда действительно очень свежие. Я же тебе сейчас о другом толкую. За все хорошее надо платить. И чтобы человек был вынужден заплатить...

- Чем же это мы с тобой заплатим? Временем? Но, возможно, просто случилась авария на Чкаловском, и трамвай где-то тупо себе стоит.

- Неважно. Причина в данном случае несущественна. Действует закон - и всё тут! - задумчиво улыбаясь, мой двухметрово-ростый друг внезапно замолчал.

- Слушай, Горыныч! Кончай испытывать мое терпение. Что это еще за закон, который мы к тому же можем применить против трамвая?

Ни слова не говоря, он вдруг рванул со всей дури прочь от остановки. Я за ним вдогонку. И хотя мой рост меньше, чем у него сантиметров на двадцать с хвостиком, но на стометровке на физо мне в нашей группе почти нет равных. Прохожие испуганно прижимались к стенам домов. А Горыныч, пробежав метров пятьдесят, развернулся вдруг на все сто восемьдесят градусов, и крикнув "Бежим. Быстрее!", понесся как от собаки Баскервиля. Я дал себе слово, догнать и вспомнить свою боксерскую юность. Но подраться мне с ним не удалось. Едва мы успели вскочить на ступеньки трамвая, чудом опередив закрывающиеся двери. Мой друг радостно хохотал. Пассажиры в трамвае бросали на нас недоуменные, а пожилые осуждающие взгляды. Кондукторша призвала нас к порядку, и потребовала плату за проезд.

- Действует! Он все-таки действует! - ликовал мой друг.

Я между тем, оплачивал проезд и успокаивал, как мог, все более раздражающихся пассажирок-пенсионерок на передних сиденьях. Для предотвращения ненужного инцидента ( я слишком хорошо знал моего друга) поволок его на заднюю площадку.

- Ты сумасшедший, Александр. Объясни, наконец...

- А ты? Разве не понял? На твоих глазах я осуществил эксперимент. И он удался! Закон Мерфи действительно самый универсальный из всех фундаментальных законов. Он действует даже против вредничающих трамваев. Ну, Ленка, теперь держись!