А завтра пришел июнь - скупые дожди, палящее солнце, пыльные улицы, гомонящие дети во дворе... И никому нет дела, что теперь ты далеко... Мне так захотелось подальше удрать, забраться на верхушку самого высокого дерева, как в детстве, там - в шелестящей глуши, забиться в угол, подальше от любопытных глаз и, крепко прижавшись лбом к шершавой коре, прислушаться к гулкому движению внутри...

Но я не стала искать дерева- мне почти тридцать и я давно не голенастая девчонка, чтоб обезьянничать, лазая по деревьям...

Слезы сушили глаза, но не выходили наружу, и мне казалось, что все лицо мокрое. На лугу бухнулась в пряную траву. Ромашки на высоких стебельках лениво качнулись и замерли... Тишина. Звонкая, пронзительная. А высоко в небе беспечное солнце и ни одного облачка. Можно брать купальник и мчаться на речку. Там, в мутной, прохладной воде обрести покой...

А перед глазами гора рыхлой глины и алые пятна цветов - гвоздик, кажется. Всю долгую дорогу по пыльному асфальту не хотелось поднимать глаз. Прятала мокрые щеки. То есть, сухие. И все же не выдержала, сбежала. Трусиха. Глухие удары по дереву, как по мозгам... Трусиха.

В пыльной траве звонко тренькнул кузнечик и стих. Бабушка в таких случаях говорила: "Человек родился". Я же пыталась угадать в молчании тонкую материю, покидающую тело. Сильно зажмурила глаза - в нос едко ударил горький запах полыни, представила тебя - веселого, добродушного. Не вяжется. Увиденное воочию пару часов назад и теперь, когда я с головой укрылась в траве. Не вяжется...

Вот ты шумно распахнул дверь в комнату и вывалил оромный кулек сухофруктов - излюбленное лакомство - прямо мне на колени. Сушеные груши и чернослив обычно заканчиваются быстрее, чем приторный и липкий инжир. И я тебе улыбаюсь во весь сладкий рот потемневшими зубами.

- Почему ты не ешь смоковницу? - недоумеваешь ты в очередной раз, - смотри: она сама тает во рту!

Я прыскаю от древнего слова "смоковница" и пытаюсь освободиться от сладкого плена. Ты терпеливо ждешь, пока рукомойник звонко бряцает крышкой и громко стучит носиком о мои перепачканные ладони. Ты и сам весь старомодный, как бабушкин медный самовар на пыльном чердаке.

Такой фасон брюк никто уже не носит. И твои туфли с острыми носами рассмешат кого угодно. Я немного робела с тобой, а без тебя скучала. Летом вода в реке не была такой прозрачной, а зимой сосулька быстро пристывала к моей вязаной варежке, если ты оставался дома.

Теперь всё иначе. Ты торжественный и тихий. Строго схмурил брови, а под покрывалом не видно твоих забавных туфлей. Я не стала тянуть к тебе руки - боялась ответного пожатия, не хотела мешать - ты уже сделал свой выбор...

Мои плечи ссутулились и голова склонилась на грудь. Внезапно рядом со мной мелькнула тень. Я быстро подняла глаза и увидела в выси, среди набежавших облаков, птицу. Широкий размах крыльев, она виснет надо мной, как над жалкой мишенью...

Я знала - ты не оставишь меня одну.