Приближался циклон. Озеро в чаше скал помрачнело. Громко ругаясь, сбилась в кучу недовольная утиная стая, мотаясь, то вверх, то вниз на беспокойной воде. Затрепетали прибрежные кустарники. Ели ощетинились и со скрипом кланялись северной земле. Иссине-свинцовые тучи продолжали сползать, закрывая древние горы. От черных камней остался лишь слабый дымчатый силуэт в темнеющей стихии. Между деревьев, у самого подножья скал, пробирались, прижимая капюшоны, два человека. Они что-то кричали друг другу, но ветер разрывал и душил их слова. - Долго еще идти!? - Чего? - Сколько можно идти? – кричал тот, что шел позади и прижимал к своей промокшей насквозь куртке удлиненный кейс. - Дымом пахнет. Уже недалеко осталось. - Чего говоришь? Не слышу! - А, елки двадцать, - засмеялся человек, - ну, тебя к матери, - добавил он, зная, что его не слышат. Это тебе не город, - и засмеялся. Там на недосягаемой высоте что-то заскрежетало и словно огромные валуны сорвались в один миг и покатились вниз, то и дело сталкиваясь друг с другом. Запахло жженой елью. Кто-то засвистел. Раздался крик. Среди деревьев показалась небольшая изба. *** Железная печь, раскалившись, подмигивала гостям сквозь неровные щели в искореженном металле. На столе у небольшого окна лежало несколько оплывших свечных огарков, очки, краюшка черного хлеба, и какой-то мелкий мусор: ломаные спички, палочки, проволока. На топчане, отвернувшись лицом к стене и накрывшись оленьей шкурой, лежал человек. - Ну, елки двадцать, дошли, - бросив на пол тяжелые баулы, в сердцах выругался сухощавый с кудрявой головой человек. – Эй, леший, подъем! Человек поднялся, что-то пробубнил спросонок. Слова из под густой черной и спутанной бороды выходили какие-то непонятные, гудящие. Он широко зевнул, взял со стола очки и долго смотрел на пришедших, глаза его то совсем становились маленькими прорезями, то приоткрывались, а блики огня метались в стеклах очков, словно пытаясь выскочить. - Э-эм, ух, - донеслось из-под бороды, в такт гудящему в горах ветру, - здорово мужики, здорово, - выпустил он из себя грузные слова. Казалось, что он еще до конца не может понять, сон ли это, или действительно в дом вошли люди. Но когда дремотная пелена совсем сошла с его глаза, он разглядел гостей. – Курбыш, ты плащом-то своим не тряси, все тут промочишь. - Вот, принимай клиента, - пропустил он вперед себя человека в наглухо завязанном капюшоне и прижимавшего к себе черный пластиковый кейс. - Проходи, - смерив взглядом гостя, - пробубнил бородач и протянул руку. – Орфей. - Леонид, - чуть замешкался гость и удивленно посмотрел на Курбыша. - Ага, он у нас такой, елки-двадцать, необычный. - Долго вы, - не обращая на Курбыша внимания, сказал Орфей. - Да ты, черт, посмотри какая погода, на перевале туман, ничего не видно. Долго. Хорошо, что хоть дошли живые. Это ты тут, как дома. - Ладно, трепло, прикрой дверь посильнее, а то всю избу выстудишь. - Тю, Орфей, - гаркнул Курбыш, хлопая дверью, - ну, что ты все бубнишь, где чаек!? Замерзли мы, как цуцики. Вот Леня, и с ним тебе придется жить. Наверно уж жалеешь, что на охоту приехал. - Да нет, все вроде нормально, придвигаясь ближе к печке, - как-то тихо ответил гость. - А медведя тебе Орфей найдет, этого добра у нас навалом, на счет этого не беспокойся, все будет в лучшем виде. Как говорится, вы платите, мы продаем, – и лицо его расплылось в улыбке, обнажая черноту беззубого рта.
*** На печке зашумел алюминиевый чайник, почерневший за многие годы словно кочегар. Развешенные под потолком свитера и плащи уныло раскачивались строя на стене кривые тени. Иногда капли из промокшей ткани падали на раскаленное железо и пошипев, исчезали, оставляя после себя пятна на ржавчине. Угрюмый бородач Орфей снова лег на топчан, отвернулся от всех и уснул, так и не сказав больше ни слова. А Курбыш и гость сидели возле печки, протягивая к жаркому металлу руки и, о чем-то молчали, а над головой у них медленно, словно осматриваясь вокруг, вертелась пожелтевшая от времени птица счастья. Наконец Курбыш не выдержал и, заерзав на топчане, откашлялся. - Я завтра уйду пораньше, – сказал он и замолчал. Гость сжал в ладонях алюминиевую кружку и отхлебнул шумно горячий чай. - Ты осторожнее с ним, - чуть слышно проговорил Курбыш. - Ему-то все ни почем, он же тут круглый год живет, как зверь, а нормальные люди тут не выдерживают. Один тут чудак все возле него крутился, а потом его обглоданного через перевал пришлось переносить. - Ничего страшного, я не ребенок. Да и у меня вот, - он постучал по черному пластику кейса. Ремингтон, между прочим, сильная игрушка. - Ну-ну, не спорю. Но все же. Места тут для городского человека гиблые. И они снова замолчали. Леонид щелкнул замками и показал Курбышу карабин, аккуратно уложенный на поролоновой подкладке. Потом, словно лаская холодный металл, провел по стволу пальцами и улыбнулся. - Хороша штучка, - протянул руки Курбыш. Леонид захлопнул кейс так быстро, что Курбыш еле успел убрать руку. - Извини, но не для чужих рук. Знаешь, можешь смеяться но с ним мне как-то спокойно, чувствую в себе какую-то силу что ли. Вот куда угодно пойду, где угодно жить буду. Курбыш будто бы обиделся на мгновение, закурил недовольно, пустив в печку струю дыма, но быстро отошел. - Вот слушай, дед мне что рассказывал. Он как раз из самой первой партии горняков был. Мужик тогда тут один был. – Подбросив полено в печь, неожиданно заговорил он, - тоже никого не слушал, думал ружье есть, так и все, хозяин всей земли. Решил ловить рыбу на озере, на котором никто никогда не ловил. Там у лопарей место было, где они своих шаманов хоронили, ну или еще какая-то нечисть. Так он тоже как ты, смелый вроде. Решил избу у озера поставить. Ну, а ему-то и лучше, что место плохое, говорит, все эти байки - пережитки и язычество сплошное, то есть не верил ни во что. Кичился все ходил, мол, живых надо бояться, а не мертвых. Он ведь как посчитал, что там народу не будет, значит, сети не скомуниздят, понимаешь!? Построил хороший домик, от души заложил, по бревнышку на лодке возил, по досочке, упрямый! Рыбу все помногу приносил и сиги и кумжа, в общем, пошло у него дело. Народ наш тоже заволновался, мы тут на одном берегу бок обок друг другу мешаем, а он в одиночку воду цедит, и только начали подумывать, как свои избы там поставить, как пропал он. Долго не было, а как появился, сразу в комнате в общежитие у себя заперся и не показывается. Мужики потом, что допрашивали его, говорили, что молчуном он стал, а другие и вовсе что онемел. Только посуди, если б он онемел, то, как рассказал бы обо всем? А дело, как дед покойник рассказывал, царство ему небесное, так обернулось. Мужик тот, Совел, порядки свои проверил, а сетей у него много было, жаден. В общем, сети проверил, поел рыбки, покурил и вроде как спать лег. Но ночью проснулся и слышит вроде, что кто-то в избу зашел. Про себя прикинул, крючок вроде на двери и давай дальше спать, а все же чувствует, что-то не так. Спички достал, свечку запалил и говорит, чуть со страху не помер. В углу, на камне старуха сидит, волосы седые, словно мятые все, а сама сухая такая, что рыба вяленая и как ее огонь осветил, она посмотрела на него и говорит: - Что ж, ты Савел на моем месте вежу состроил. Тут у меня и дочка гуляет. И как пошла она на него ругань старческую сыпать уж говорит и ветру он дорогу своим домишком перекрыл, а у Савела тогда-то язык, наверное, и окостенел. А утром проснулся, в угол сразу посмотрел, ни камня не старухи не было, так и подумал, что чертовщина приснилась, да и дверь все на крючке. А вот только хотел на улицу выйти, дверь толкнул, а она словно в стены вросла, не открывается, и как он ее не пытался и ногами и плечом никак. Вот страх-то его сильный взял. Доски в крыше разломал, на свободу выбрался, а вежа-то его почти вся огромными валунами завалена. Так-то, - закончил он свой рассказ. – Вот и думай, угорел он там, или все на самом деле было. Курбыш поежился и огляделся, словно прислушиваясь к чему-то, потом встал и запалил керосинку. Огромная тень закрыла крыльями пол потолка, жучек забился в лампе, стукаясь о стекло подпаленным панцирем. Гость словно тень так и сидел не шелохнувшись, смотря на красные огоньки остывающих углей, а за стеклом было черно, словно огромный зверь прижался к домику густой шерстью и пытался заглянуть в окно своим красновато-желтым глазом. Мужики долго сидели в тишине. Потрескивал фитиль, огонь доедал не сумевшего выбраться жука. - Луна какая, никогда не видел, чтоб луна краснотой отдавала, - первым нарушил молчание Леонид. - К жаре, - отмахнулся Курбыш. - Ну, наверное. - Орфей наверняка знает, - обернулся в сторону бородача гость. - А он что, саам? - Ага, абориген, елки двадцать. Такой же саам как и я. А в паспорте записано, сам показывал. Чудило. С острова своего, ни зимой, ни летом не съезжает. Так и живет. Ко мне бывает, заходит, но редко, я ему всякие газеты привожу. Я-то чаще в городе бываю, да и на работу мне надо, а ему что, живет с котом да с собакой и не надо ему ничего. Уже давно не горела лампа. Алексей забрался на верхний настил, а Курбыш остался внизу. Он все время ворочался, кашлял, потом, словно и не прекращал своего рассказа, сказал: - Так-то брат, совсем беда, совсем лопари жизни никакой не дают рабочему человеку, со своей чертовщиной. А на перевале, сколько сгинуло мужиков, кто замерз, кого завалило. Тут ведь если туман, то хоть глаз вырви, не видать ни тропинки, ничего. Бывает, заносит рыбнадзор, сети порвут, моторкой погудят и все. Что мне за дело до их путевок, я рыбу ловлю, денег-то не платят. А мне ж ради этой рыбы до двадцати километров в одну сторону. Он еще что-то ворчал в пол голоса, а потом захрапел. Сон не шел к Леониду. Он, прижимая к себе кейс с карабином, пялился в прокопченную черноту потолка и думал о предстоящей охоте. Он еще никогда не охотился на медведя, но признаваться в этом хозяевам не хотел, поскольку надеялся на благополучный исход и на силу мощного карабина рядом с которым он чувствовал себя спокойно. - Фольклор, - сказал он в черноту избы. Курбыш перестал храпеть. Чуткий слух охотника уловил в тишине незнакомое слово. - Что? – промямлил он спросонок. - Да ничего, ничего, спи.
*** К вечеру Орфей привел Леонида к лабазу, к чему-то все время прислушивался, оглядывался. - Ты тут не шуми особо. Сиди тихо. Не кури. Хотя чего тебе говорить, сам все знаешь. – Он посмотрел на Леонида, который как-то несмело карабкался по скрипучей лестнице на лабаз. – Ну вот, - вздохнул он, - не пуха и скрылся в лесу. Потом снова вернулся. – Эй - крикнул он. – Я к себе на остров. Медведь должен придти. Никуда он не денется. Ночью я тебя заберу. Леонид сел на складной стульчик и стал присматриваться к лесу через небольшое окошко лабаза, больше похожего на огромный скворечник. Он сидел и пытался прислушаться к лесу, то и дело привставая. Деревянный настил скрипел при каждом его движении. Леонид напрягался в эти мгновения и обратно садился, ругая в душе старика Арфея за то, что он не обломал ветку березы, которая закрывала ему весь обзор. Но сломать сам ее не решался, боялся нарушить тишину и спугнуть медведя который наверняка был где-то рядом. Сквозь просветы в деревьях сочился яркой краснотой горизонт. Солнце стремительно опускалось за горы. Леонид так и не пошевелился. Ему очень хотелось закурить, но он только трогал в кармане пачку сигарет и терпел изо всех сил. От запаха тухлой рыбы лежавшей на приваде было как-то сладко в горле. Но это были необходимые неудобства. Именно это и должно было привлечь зверя. Как только сумерки начали сгущаться, несметное количество комаров облепило охотника, они живым ковром ползали по куртке, по москитной сетке стараясь найти лаз к желанной крови, и непрестанно гудели. Иногда Леонид хотел все бросит и бежать в теплую избу, казалось, что насекомые повсюду, что они у него в голове. Но, предвкушая приход медведя, он терпел, вжимал голову в плечи и терпел, пытаясь услышать сквозь комариный гуд хоть что-то. Было уже совершенно темно. За черным силуэтом ели прятался красно-желтый глаз луны. Со стороны озера послышался всплеск воды, а за ним крик какой-то птицы. Леонид вздрогнул. Только сейчас он понял, что лес затих. Слух его напрягся, а руки сильнее сжали лакированное дерево цевья. В какое-то мгновение ему показалось, что в лесу сломалась ветка. Он чуть привстал, ноздри его стали расширяться. Он уже не обращал внимания на комаров, они уже не существовали для него. Но больше звуков не было. Он, снова подняв воротник куртки, уткнулся подбородком в грудь и затих. - Эй, послышалось снизу, вылазь давай. Леонид выглянул из лабаза и удивленно смотрел на старика Арфея, залитого белым светом луны. Он совершенно не слышал, как тот подошел так близко. - Не придет он сегодня. Леонид тяжело вздохнул. Щелкнул затвором и ему в руку упал холодный патрон. - Завтра точно придет. Ничего страшного. Орфей словно днем петлял между деревьев. А Леонид, не отставая от его темного силуэта прикуривал одну сигарету за другой. - Много куришь, - обернулся к нему Орфей, когда они вышли на берег озера. Вода его была совершенно спокойна и черна. - Да у меня много еще, - отмахнулся Леонид, смотря на лунный след через всю бесконечную гладь. Орфей зашумел в кустах и, скрипя прибрежным щебнем, столкнул в воду резиновую лодку. - Давай, прыгай. Леонид, стараясь не наступить в воду, широко шагнул в резиновое дно лодки и почувствовал, как в его ботинки просочилась обжигающе холодная вода. - Осторожнее, - сказал Орфей, - там дыра. Леонид сел на скамейку и посмотрел себе под ноги. Лодка по самые щиколотки набрала воды. - Все никак починить не могу. - Мы не утонем? - посмотрев сначала на черноту дыры, а потом на далекий остров, сказал Леонид. - Лодка резиновая, - пробубнил себе под нос Орфей и, ударив веслами по воде, оттолкнулся от берега. – Дно тут не причем. Казалось, что плыли они по этой черной бездне бесконечно. Остров никак не приближался. Орфей все время смотрел куда-то в даль и сопел каждый раз, когда налегал на весла, а Леонид, не отрываясь, смотрел на зияющую дыру и крепче сжимал веревки, что были протянуты по бортам лодки. Наконец черные очертания острова становились все выше и выше. Послышался звонкий собачий лай. Леонид обернулся. По берегу скакало белое пятно. - Серый, - крикнул Орфей, и голос его ударился о прибрежный лес и эхом забился среди деревьев. Собака заскулила и запрыгала еще сильнее. Орфей спрыгнул в воду и затащил лодку на берег. - Не бойся, не укусит, - обернувшись к Леониду, сказал он. - Серый у меня добряк. Хлюпая водой в ботинках, Леонид сошел на берег небольшого островка. - Вы тут живете? - Тут. - А вчера мы были в чьем доме? - Ни в чьем. Он общий. Кто захочет, тот и живет. Орфей выбросил из лодки мокрые сети и поплелся в глубь острова. - Пойдем, чего встал. Дом чернел между двух сосен и почти не был виден из-за облепившего его кустарника. Орфей откинул подпорку. Ржавые петли скрипнули. Орфей шагну через порог, и чем-то загремел внутри. Вскоре окна и дверной проем засветились желтым светом, и в то же мгновение с крыши что-то упало. На приступки прыгнул совершенно черный кот. Он облизал бок и застыл в лучах керосиновой лампы. - Пришел бродяга, - крикнул Орфей и бросил коту рыбью голову. – Сейчас костер зажжем, согреемся, - говорил он, гремя посудой не выходя из дома. - Хорошо бы, а то у меня зуб на зуб не попадает. - Видно не привычный вы человек. - Да нет, просто с одеждой немного не рассчитал. Орфей показался в дверях и протянул гостю ватник. - В этом будет лучше. И потрогал тоненькую куртку Леонида. – Хлам какой-то. В одно мгновение, наломав сухого лапника, Орфей запалил костер и уселся чистить рыбу. - Сейчас ухи сварим. Подкрепимся. - Было бы неплохо. Они сидели друг напротив друга. Разговор не шел. Кот, словно моторчик тарахтел возле ног старика и не отводил взгляд от рыбьих кишок, которые тот вытаскивал из огромного сига. - На же вот, зараза, - размахнувшись и бросив рыбье нутро подальше, как-то резко воскликнул Орфей. Кот убежал. - Вот с ними и живу, – наконец сказал он, посмотрев на Леонида, который разлегся почти у самого костра на густом еловом лапнике. Глаза его уже слипались, но он боролся со сном, то и дело моргая. - Хорошо как, - широко зевая, сказал он. – А в городе сейчас суматоха. Шум. – Он прислушался к шумящему где-то неподалеку ручью. Может остаться у вас подольше. Орфей вздрогнул и поднял глаза. - Все так говорят. Надоест. - Разве это может надоесть, - глубоко вдохнул он остывающий ночной воздух. На лице его выступила краснота, от жара костра. Орфей не ответил. Костер уже почти не горел, только угли томили подвешенный котелок с ухой, которая, густо булькая, стекала, шипя по шершавым стенкам, и капала в золу. - Ну, вот и готово, - шумно отхлебнув с ложки рыбий навар, выдохнул Орфей и посмотрел на гостя. Тот, раскинув руки, лежал, выпятив нижнюю губу.
***
Весь следующий день Леонид не находил себе места, он обошел кругом весь, как оказалось небольшой остров густо заросший высоким папоротником, пока Орфей расставлял сети. Потом несколько раз принимался чистить ружье. Но время тянулось очень медленно. Час охоты был еще очень далеким. Когда же солнце начало угасать, он первый вышел к лодке и стал нервно поглядывать на медлительного Арфея, который как-то вяло собирался. - Ну, ты все помнишь, - отходя от лабаза, сказал Орфей. – Медведь вчера был, но к приваде не решился подойти. Сегодня не выдержит, попомни мое слово. Все будет. Снова потянулись нескончаемые часы ожидания. Снова несметные полчища комарья поднялись в воздух. Леонид прижал к груди ружье и, закрыв глаза, слушал лес. Когда стало совсем темно. Он, было уже, собирался спускаться вниз, не дожидаясь, когда за ним придет Орфей. Но тут в стороне, что-то забулькало. Леонид выглянул в маленькое оконце и возле кучи тухлой рыбы увидел черное пятно, отбрасывающее длинную, в лунном свете тень. Пятно захрустело рыбьими головами. По спине у охотника прошла мелкая дрожь, приподняв волоски на руках. Леонид вскинул ружье и пытался присмотреться. Никак не мог найти в прицел зверя. Он протер глаза и затаил дыхание. Шурша травой, на поляну вышел медведь. Он обошел кругом приваду и лег спиной к охотнику, придвину лапами размякшую падаль. Теперь, в лунном свете, он был лучшей мишенью. Леонид непослушными пальцами нащупал холодный металл курка, и плавно нажал на него. Приклад сильно ударил в плечо, в глазах пошли светлые круги, а в воздухе запахло горелым порохом. Медведь заревел, изогнулся как-то неестественно и стал кусать свой бок. Леонид тут же передернул затвор и хотел еще раз выстрелить, но медведь громко рыча, скрылся в лесу. Леонид знал, что спускаться с лабаза, когда рядом раненый медведь нельзя, верная смерть. Достав, наконец, сигарету, глубоко затянулся, закрыл глаза и растянулся на деревянном полу. Оставалось только дождаться Арфея. Но тот не шел. Леонид посмотрел на светящийся зеленым циферблат часов. Было два часа ночи. - Где же он, - кутаясь теплее в ватник, сказал в темноту Леонид. В этот миг в лесу раздался страшный рев. Казалось, он был повсюду. Голос зверя был каким-то неестественным. Послышались тупые удары, звуки ломающихся кустов и визг. Леонид проверил патрон и прилип к окну, пытаясь понять, откуда доносятся звуки. Но вскоре все стихло. - Вот так дела, - поежился в каком-то волнении охотник. Орфей в эту ночь так и не пришел. Леонид сидел скворечнике лабаза и проклинал старика, но сам спуститься так и не решался. Он долго не мог заснуть. Забившись в угол и дрожа от ночной свежести, он чутко слышал теперь все звуки ожившего вдруг вокруг него леса. Кто-то маленький все время скакал рядом, шуршал и щелкал в деревьях, пронзительно вскрикивал в лесной глуши. - Вставай, - тяжело дыша, склонился над ним Орфей. Солнце пробивалось сквозь доски лабаза и больно слепило глаза. - Ты чего не пришел? - Да проспал я, извини уж. Вот же нечистая. Ждал, ждал и все. - Эх ты. У меня подранок ушел. Медведь здоровый. - Да я видел кровь. Вставай. Внизу звонко залаял Серый, встав передними лапами на лестницу. Он не мог забраться за хозяином и по этому сердился и торопил людей, чтоб они быстрей спускались вниз. Только ноги Арфея ступили на землю, Серый тут же подбежал к куче тухлой рыбы, потом отскочил в сторону и, уткнув нос в землю, скрылся среди деревьев, оглашая лес громким лаем. - Серый найдет, он у меня хорошо работает. Про свою ночную злость Леонид забыл, он стараясь не отставать от старика пробирался сквозь цепкие кусты. На какое-то время останавливался, пытаясь справиться с одышкой, и снова прибавлял ходу. - Стой, - скомандовал Орфей, выйдя на прогалину. Собака бегала кругами, обнюхивая каждый куст и остановившись возле песчаной кучи рыча и ощетинившись, стала рыть землю. - Вот так дела, - огляделся кругом Орфей. Вся поляна была вытоптана. Некоторые маленькие деревца были вырваны с корнем. - Что ж тут было? – распахивая ватник и пытаясь придти в себя после пробежки, присвистнул Леонид. - Вот бы лопату сейчас, - разгребая руками кучу песка, причитал Орфей. Леонид нехотя откидывал ногой сырые комья. - Из земли показался черный нос. - Что такое? – пробурчал Орфей и яростнее стал копать землю. - Показалась медвежья голова. - Что-то я ничего не пойму. Орфей поднялся. Лицо его побледнело. - Да что, черт возьми, происходит, - не выдержал Леонид. – Может, объяснишь? - Сейчас выкопаем и узнаем точно. В нетерпении Леонид стал помогать копать, скидывая постепенно сначала ватник, а потом и свитер. Потом, выбившись из сил, сел на насыпь и смотрел в яму. - Кто ж его так? - Это твой медведь, - шаря по шкуре медведя, сказал Орфей, - вот и дырка от пули. А вот и еще одна в голове. - Я стрелял один раз. Я только в бок попал. - В том-то и штука. Это не пуля. Это пробито когтем. Какая силища. Пробило на сквозь. Леониду снова стало холодно, и он натянул свитер и ватник. - Он же такой здоровый, кто же это его. - Пойдем, покажу, - Орфей потянул за рукав Леонида к тропе. – Видишь след? - Какого же он размера, - притронулся Леонид к огромному отпечатку с прорезями от длинных когтей. - Здоровый. Своего сожрал, – словно не слыша вопроса, говорил Орфей. - Он же у него все кишки выел. Орфей покачал головой. - Я должен его добыть. Орфей, удивленно посмотрел на Леонида. - Уговор был на одного медведя. - Нет Орфей, у меня две путевки, я должен добыть этого. - И слушать не хочу. - Орфей, но от этого-то ничего не осталось. Лохмотья одни. - Был выстрел. Вот медведь. Ничего не знаю. - А сперва, простаком претворялся, - скривил лицо Леонид. Орфей махнул рукой и пошел к лодке. - Извини, - догнал его Леонид, - я не то хотел сказать. Он всю дорогу пока они плыли на остров, пытался его уговорить, обещал отдать ему свою новую резиновую лодку, которую с таким трудом, матерясь, тащил Курбыш через перевал и которую так и не распаковал. - Она не протекает и у нее есть удобный насос. Будешь плавать и горя не знать. Не говоря ни слова, Орфей развернул лодку и поплыл обратно. - Спасибо, - заулыбался Леонид. – Ему, как и Серому, который стоял на носу лодки, не терпелось сбежать на берег. Кое-как медведя удалось вытащить из ямы, и, обвязав его веревками, перенести на место привады. - А он точно придет. - Обычно возвращаются, - недовольно, в бороду сказал Орфей, - а этот не знаю. Я тут десять лет уже живу, а такого не видел. Но медведь не пришел за своей добычей. Он не появился и на следующий день. Целую неделю просидел Леонид на лабазе, но так никого и не дождался, только крикливые росомахи начали драть и без того растерзанную тушу ничуть, не стесняясь человека, но стрелять их он не хотел, испытывая какую-то брезгливую неприязнь к злобным животным, он кидал в сторону привады камни, припасенные заранее. Росомахи замолкали, но потом начинали свою грызню снова. *** - Что же делать-то, - лежа возле костра обратился он к Арфею, - видать мишка-то неладное заподозрил. Чем же его привлечь. - Рыбой можно. Только у меня ее нет. Сети второй день пустые. - Значит, будем ловить рыбу другим способом, - вскочил с места Леонид и принес из избы спиннинг. Орфей недоверчиво посмотрел на Леонида. - Этим обрубком? Хотя есть тут одно местечко. Завтра я тебя отведу. Леонид весь вечер копался со спиннингом. Наматывал на катушку леску, перебирал блесны. А старик пытался починить треснувший приклад старого ружья. В итоге он снова обмотал его изолентой и отставил в сторону. - Ты, правда, десять лет тут? – пошевелив палкой угли, спросил Леонид. - Правда. - А где ж ты до этого жил? - А где я только не жил, - стряхнул он стружку с коленей, и потянулся. - В Ленинграде жил, в Москве немного, в Нижнем. Поездил по стране, а потом вот как-то сюда попал и остался. Не сразу конечно. Еще долго пытался работать в разных местах, я ведь и в плотницком деле разбираюсь и каменщик не плохой, а потом вернулся. - На что ж ты живешь-то? Нельзя же все время одной рыбой питаться. - Почему же одной рыбой. Я вот ловлю и через перевал ношу, а там Курбыш в шахте работает. Он рыбу продает. Вот и заработок. Бывало, я у него в гараже зимовал, пока дом свой не поставил, сначала вроде тоскливо, а потом, вот на вас посмотрю и не жалею, что здесь поселился. Да он и охоту организовать придумал, сам объявление в газету дал. На такие дела он мастак, шустрый, а работать не любит. - Эх, может и мне с тобой остаться. - Оставайся, я тебя не гоню. Да вот только сам сбежишь. У каждого ведь свое место. А ты я вижу не здешний. - А что тут, Курбыш рассказывал, погиб кто-то? - Леонид прижал к себе ружье и посмотрел, щурясь на Арфея. - Курбыш, - откашлялся тот. – Много он знает, твой Курбыш. Жил тут один. В той избе и жил, куда вы сразу пришли. Вы же городские, словно дети, приходите как на прогулку, какие-то сказки рассказываете, а чуть что и конец вам. А мужичек хороший был. Привез какие-то приборчик, штучки. Все в бинокль по горам смотрел. Да тебе Курбыш, эти сказки лучше расскажет чем я. - Ладно тебе, говори. - Снежного человека искал, - как-то робко сказал Орфей, и казалось, что под густой бородой его лицо покраснело. Чудак. У нас его еще Афоней называют. Мелют всякое. Я вот десять лет живу, ничего не видел. А чудик тот, понимаешь, два дня пробыл и говорит, что видел. Рассказывал, как Афоня-то по камням прыгал. Потом клок шерсти какой-то приволок. Хороший был человек, - вздохнул Орфей. – Пропал потом, а когда я нашел его, он как твой медведь без нутра и без лица, за него уж и мыши принялись. Обожрало его зверье здорово. А ты говоришь, останусь. В какие-то сказки верил, а с лесом совладать не смог. Вы ж там, в городе думаете, что хлеб на деревьях растет. Совсем жизни не знаете. - Орфей не любил города, так и не принявшие его, даже не любил те, которых не видел. Но всегда с интересом слушал рассказы приезжающих о множестве магазинов, кинотеатров. Много он видел народу всякого в лесу. То мальцы гурьбой, увешенные рюкзаками выйдут к избе. Все ночь пропоют, набросают жестяных банок вокруг и уходят, одарив хозяина бутылкой водки за гостеприимство, то придут уже совсем взрослые, тоже чего-то ищущие в нетронутой глуши, расскажут какие-то небылицы, а потом бегут на станцию, когда иссякнут в их ярких рюкзаках припасы. Пропадает у городских скитальцев желание покорять природу на голодный желудок, мерещится им что-то, пугает их. Рассказывают они в пол голоса, сидя у костра, разные небылицы, слушает их Орфей и удивляется. Столько лет и ничего не видел. Мерещилось, конечно, и ему, всякое, но редко и больше от угара, когда дыма много из печки натянет. Да и некогда пугаться-то, работать надо, к зиме готовиться. За день-то так намаешься, что до дома еле доходишь. - Нет, Леша, не совладаешь ты, не приживешься. – Нечаянно в слух сказал Орфей. - Я совладаю, - неуверенно проговорил Леонид. В эту ночь он лег и положил к стене карабин. Потом ночью, стараясь не шуметь, прошлепал к двери и запер ее на щеколду. - Ты чего, - прохрипел спросонок Орфей. - Ничего, до ветру бегал *** Утром Орфей с гостем поднялись на гору, у подножья которой раскинулась заболоченная заводь. - Вот и Щучье озеро. Щуки здесь полно. Для еды конечно рыба поганая, а на приваду будет самый раз. - А ты куда? – схватил за рукав, собравшегося уходить Арфея, занервничал Леонид. – Я один, что ль буду? - У меня дела еще, сети надо проверять. Да тут спокойно, – улыбнулся он. – Я недалеко буду. - Да я и ничего, просто спросил. – И не оборачиваясь, пошел вниз, прыгая с камня на камень. Подход к небольшому озеру перекрывала трясина. Как только Леонид ступил на нее, она тут же задрожала и покатилась волнами. Маленькими шажками он пробирался все ближе и ближе к воде. Желания покидать спиннинг у него заметно поубавилось. Но и возвращаться побежденным он не хотел. Наконец, примяв прибрежную осоку, он размотал катушку и со всего размаха запустил блесну в рябившую воду. Блеснув на солнце, приманка ушла в воду. Леонид быстро закрутил катушку обратно. В какое-то мгновение леска натянулась и тут же ослабла. «Зацеп, - подумал он, и, прикусив губу, еще раз взмахнул удилищем». Чуть в стороне в небольшом затоне показалась тень. Резко поддернув леску, Леонид потянул блесну к себе. Но та, переливаясь и искрясь на солнце, подошла к берегу ни с чем. И только он стал вытаскивать ее из воды, как почти у самого берега, сделав большой круг, показалась темно-зеленая спина метровой щуки. От неожиданности Леонид отпрыгнул в сторону и по колено провалился в трясину, уронив удочку. Щука, сделав круг, снова ушла в глубину. Кое-как выбравшись, он снова и снова начал метать блесну, но щука, показав свое темное тело, больше не появлялась. Долго бы еще рассекал удилищем воздух, но неожиданно леска со звоном напряглась. Леонид потянул ее на себя, но блесну, что-то крепко держало в воде, а потом удилище резко выпрямилось, и леска вылетела из воды паутинкой развиваясь по ветру. - Вот тварь! – зашипел Леонид, и что есть силы стал хлестать по воде удилищем. Со стороны гор подул ветер, пригнув прибрежную осоку к самой земле. Кроны деревьев зашумели. Погода начинала портиться. Он, в сердцах отбросив удилище в сторону, не обращая уже внимание на трясину большими шагами, побрел к лесу, - какая чушь, - говорил он, - оборачиваясь в сторону озера. - Что с тобой, - привстал с топчана Орфей, увидев, как Леонид нервно сбрасывал с себя мокрую одежду. - Ничего, - сквозь зубы процедил тот. Переодевшись, он долго сидел на улице и часто курил. Потом зашел в дом, и шумно дыша, посмотрел на Арфея. - Я пойду, сети твои проверю. - По что? - Ни по что. Долго еще привады ждать! - Ну, иди. Там поплавки видать. Не ошибешься. Леонид, оттолкнувшись от берега, часто заработал веслами. Маленькая легкая лодка шла очень послушно. - Посмотрим, - со злостью говорил он. – И сильнее загребал воду, так, что резиновые уключины начинали громко, словно кряка скрипеть. Подплыв к первому поплавку, он потянул за него и затащил край сети в лодку. На глубине блеснула серебристая чешуя. Я же сказал, что будет рыба, - громко и неестественно засмеялся он, и, схватив небольшого сига за жабры, бросил его на дно лодки. Рыба забилась в ногах, оставляя повсюду чешую. Леонид придавил до хруста рыбью голову и, улыбнувшись, закурил. – Мы еще посмотрим. – Снова сказал он и дальше потянул из воды сеть. Рыбы действительно было много. Он так увлекся ее вытаскиванием, что не заметил, как небо над ним помрачнело, а волны все чаще стали перехлестывать через борта лодки. Когда порядки были проверены, Леонид разогнулся, подставив лицо встречному ветру, поплыл к острову, чувствуя, как с непривычки заболели плечи, и заныла поясница. Он отпустил весла и осмотрелся. Дальний берег словно растворился в серой дымке. Вода ощетинилась и, ударяясь, раз за разом в резиновую корму, вконец вымочила одежду. Казалось, волны становились все больше. Каждый взмах веслами толкал его вперед, а налетающие словно таран порывы ветра, откатывали лодку все дальше от острова. Долгая борьба прибила его к противоположному берегу. Насквозь мокрый, он выпрыгнул на траву, затащил лодку и, кусая ноготь, смотрел на исчезающий в тумане остров. Хотел закурить, но сигареты вымокли и развалились. Он ходил по берегу из стороны в сторону, не зная как поступить. То ли отсидеться, то ли продолжать плыть. На миг в шуме гудящего в деревьях ветра он будто услышал звук ломающихся веток. Не оборачиваясь, он бросился к лодке, и быстро оттолкнулся от берега, стараясь рассмотреть, кто же ходил в лесу, но у воды так никто и не показался. Он вновь, что есть силы начал толкать лодку вперед. На ладонях выскочили пузыри, нажимать на весла становилось нестерпимо больно. Он выгреб из карманов всю мелочь и бросил в воду, так как делал Орфей, мол, чтобы задобрить воду, но та не добрела, а все сильнее мотала лодку. Шторм не становился тише. Вода на днище все поднималась и поднималась. В каком-то истерическом припадке Леонид пригляделся к витиеватым буквам на резиновом борту. Черной краской было выведено «Нырок». Он отвернулся от надписи и старался на нее больше не смотреть и думал, кто мог придумать для лодки такое отвратительное название. Вскоре, показались очертания острова, длинным серпом уходившим вдаль. Леонид втянул полные легкие мокрого и тяжелого воздуха и закричал. В ответ с берега послышался лай, который прибавил ему сил, позволил на мгновение забыть о страхе. Он уже четко различал, как по берегу из стороны в сторону метался Серый и надрывно голосил. Потом неожиданно скрылся среди деревьев и оттуда уже выбежал с хозяином. Затащив лодку на берег, Леонид уткнулся коленями в прибрежную гальку и тяжело дышал. Он почувствовал, как к горлу подступает тошнота. В ушах засвистело. Через час небо стало сизо-черное, ветер ревел и гнул к земле вековые деревья. Леонид сидел, укутавшись в одеяло и не отрываясь, смотрел в раскрытую дверку печи. Он не стал есть, отказался о чая. Он просто сидел и иногда глубоко вздыхал. - Много хоть рыбы было? Леонид кивнул головой. - Что ж ты не видел, что погода портится, - вздохнул Орфей. Леонид не ответил. Он еще раз тяжело вздохнул и отвернулся к стенке. Ночью Орфей проснулся от неистового крика. Спросонок никак не найдя спичек, он обшарил весь стол. А когда запалил лампу, то увидел Леонида забившегося в дальний угол, лицо его было мокрое от пота. - Что случилось? - Меня душил кто-то, вот так, - он положил руки себе на шею и испуганно посмотрел на Арфея. - Э-эх, - пробубнил в бороду Орфей и открыл настежь дверь. – Угорел ты видать, братец. - Вот так, - прикладывая к шее руки, повторял Леонид, - я не обманываю. - Сейчас проветрим, и все будет в порядке. Печку надо пробить, видать. Дымит сильно. - Орфей толкнул дверь. Порыв ветра ее подхватил и ссилой ударил о стену дома. – Ого. Чуть с петель не сорвало. - Не гаси пока лампу, - попросил Леонид, когда увидел, что Орфей собирается ложиться спать. Орфей накрылся с головой оленьей шкурой и засопел. Весь следующий день лил дождь, Леонид не проронил ни слова, не шевелился. Орфей, то и дело выбегал на улицу, приносил дрова и, охая, стряхивал с плаща воду. - Ну и погодка, так ее перетак. Объятые пламенем затрещали мокрые ветки. Орфей прикрыл заслонку и подошел к окну. - Первое время в этом доме поживем, а потом новый поставим, - косился он на Леонида. – Если ты конечно не передумал. Тут хорошо. И не дождавшись ответа, сел на стул и стал строгать палку, соря мелкой стружкой. Он и сам не понял, как привязался к этому городскому чудаку. Он уже отвык, что можно с кем-то делить свою избу. Пусть и с молчаливым, но с кем-то живым. Лайка под топчаном заерзала и заскулила во сне. - Тихо тебе, нечистый, - топнул ногой Орфей. А Леонид спал каким-то неспокойным, чутким сном. Он весь взмок. Ему снилась изба, пустая и темная, в углах которой ему мерещилась то старуха, то что-то неразборчивое, а он все чиркал спичками, которые не загорались. Наконец дверь отворилась и в дверном проеме показалась оленья голова. Рога мешали ему войти в избу, и он долго смотрел с улицы, в темноту избы не отводя глаз от топчана на котором лежал Леонид, словно пытаясь внимательнее присмотреться к нему. - Заболел ты что ль, - сказал олень, - спишь, все и спишь. Леонид вздрогнул и открыл глаза. Трогая лоб рукой, над ним склонился Орфей. Леонид оттолкнул его и отодвинулся дальше к стене, нащупывая рукой карабин. - Что ты все с ружьем-то спишь. Никуда оно не денется. - Не твое дело, - утерев мокрое лицо, посмотрел на дверь он. – Дашь завтра собаку? - На кой ляд? - Пойду медведя искать. Он должен быть рядом, я знаю. - Ты и про рыбу знал. - Дай, очень надо. - Загубишь мне пса. - Не загублю, дай. - Бог с тобой, бери. Как только на улице посветлело, Леонид, нацепив на Серого ошейник, пошел в лес. Пес все время оглядывался на хозяина, а тот отмахивался от него рукой, - иди. Целыми днями рыскал Леонид по лесу. Серый привык этим прогулкам и уже сам с охотцей бежал впереди. Спугивая то куропаток, то лая на белок. Но медведя они так и не находили. Две недели прошли, а Леонид все не бросал своей затеи. Казалось, что с каждым днем он становился все настырнее. Приходил поздно в дом, жадно ел и до утра заваливался спать. Когда уже приближалась осень и деревья подернулись желтым, он обросший редкой рыжей и спутанной бородой пробирался через стланик увидел на снежнике черную точку. Пригнулся к земле, и стал всматриваться. Далеко, вверх по снежнику карабкался огромный медведь, с трудом передвигая жирное тело. Он то останавливался, принюхиваясь к воздуху, то снова продолжал подниматься. А Леонид, задыхаясь от бега и пригнувшись, бежал, что есть силы, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки. Возле самого подножья, он увидел следы. Это были те же с большими когтями. Медведь дошел до середины снежника, что-то раскопал и долго лежал на снегу. Потом, снова закопав яму, перевалился на спину и покатился вниз. Леонид сильнее сжал в руках ружье и оттолкнул от себя Серого, который утробно рычал, ощетинив шерсть. – Бери, - прошипел Леонид. Серый комок быстро помчался вверх. Медведь, увидев пса, перевернулся на лапы и бросился в другую сторону, стараясь быстрее добраться до леса. - Бери Серый, - вопил Леонид, и, спотыкаясь, бежал к медведю. Потом он остановился и приложил ружье к плечу. До медведя было метров триста. Щелкнув затвором, Леонид выстрелил. Медведь кувыркнулся и покатился вниз, потом вновь встал на ноги и, оборачиваясь на приближающуюся собаку, побежал еще быстрее. Леониду казалось, что он уже видит, как перекатывается под шкурой зверя жир. Добыча был близка. Наконец медведь скрылся за холмом. Серый тоже исчез, сделав большой прыжок. Послышался рев и взвизг собаки. Леонид, тяжело дыша, выбежал на поляну и увидел Серого, который лежал на траве с выпущенными кишками и вздрагивал. В стороне у самого ручья заревел медведь. Передернув затвор, Леонид прыгнул на большой круглый валун и увидел медведя, обернувшегося в его сторону. Камень зашатался и выскочил из-под ног охотника. Охотник, разодрав в кровь руги и ноги, свалился в обрыв. Карабин он не выпустил из рук. Не обращая внимания на боль, он выстрелил в приближающегося к зверя. После выстрела медведь словно вырос в размере. Он поднялся на задние лапы и что-то забулькало в его груди, заклокотало. Леонид еще раз выстрелил, но со страху не попал. Только когда раздался выстрел сзади, медведь как-то неестественно вскинул голову и завалился в ручей, не проронив ни звука. - Охотник, - крича на Леонида, переваливаясь, бежал к нему Орфей. – Это ж надо. - Серый там, - кивнув вверх, и утирая окровавленное лицо, сказал Леонид. – Извини. - Извини, - повторил за ним Орфей и кинул ему в ноги нож. – Спускай шкуру, охотник. – И пошел к собаке. Леонид долго крутился возле медведя, словно боясь воткнуть нож в медвежью шкуру. Не выдержал Орфей, отобрал у него нож, расправил густой подшерсток и выпустил наружу желтый с красным звериный жир. - Тяни за шкуру, - недовольно бубнил он, поглядывая на Леонида, который старался не смотреть в сторону своего трофея. – Что ж ты нос воротишь, охотник?
*** - Я же говорил, угробишь пса, - шмыгая носом, ворчал Орфей. - Я возмещу, смотря на оскал медвежьего череп у порога, - говорил Леонид. Он первый раз разделывал медведя, и теперь ободранная туша, уж больно походившая на человеческую, никак не выходила у него из головы. – Он так похож на человека. Руки, пальцы. Говорил куда-то в пустоту, а Орфей все всхлипывал и ворчал, тряся бородой. Весь следующий день Орфей соскребал с медвежьего черепа жилы и просаливал тяжелую шкуру, а Леонид сидел в стороне и скучал. В какой-то миг, ему все здесь надоело: шаркающие ноги старика, бесконечные дожди, беспрестанный бурлящий ручей. Он лежал на лапнике и ничего не хотел делать. Сигареты давно вышли, а окурки, которые он щедро разбрасывал вокруг избы и на тропах в лесу он уже давно все подобрал и, высушив на печке, искурил до самого фильтра. - Может, хватит хлюпать, - однажды сорвался он на старика, пьющего чай. – Как в свинарнике, честное слово. Орфей обиделся и вышел на улицу. Ответить грубостью он не мог, поскольку боялся упустить человека, к которому так привязался за это время. - Смотри, какой у тебя череп теперь, такого медведя тут никто не добывал, насколько я помню. - Добывал. Кто его добыл, - заорал неожиданно Леонид, вытаращив глаза, - я его добыл, а? Ходит он тут из угла в угол.
***
Затянуло все туманом к вечеру, да так сильно, что в метре от избы ничего видно не было. Бросил Орфей промокшие сети у порога толкнул дверь и вошел в темную сырость с утра нетопленой избы. - Что ж это, - поднимал он с пола разбросанные вещи. Снова вышел на улицу. Не слыхать ничего в мокром тяжелом воздухе, только бьется о камни ручей в зарослях папоротника. Посмотрел Орфей на брошенные вещи гостя, на приставленную к стене резиновую лодку, схватил свою избитую о горные камни палку и пошаркал торопливо в сторону перевала, чутко прислушиваясь по пути к каждому звуку, но никто не звал его, не окрикивал. Иногда он останавливался, присматривался к примятой траве, к взрытой у корней деревьев земле, но не человеческие это были следы, звериные. - Леня, - закричал он как можно сильнее. Эхо забилось среди деревьев и смолкло. На мгновение Орфею показалось, что ему кто-то ответил. Какой-то далекий еле слышный голос, который больше не повторялся. Мало ли что в лесу может померещиться. Сел Орфей на мокрый камень, отложил палку в сторону и осмотрелся. Что-то пропало в лесу без гостя, а что он так понять и не мог. К чему-то тянуло, но распознать своих чувств он не мог. - Останусь, - с досадой пожаловался Орфей. Снова Орфею послышалось эхо. Поднялся он, присмотрелся в сторону чуть слышного звука. Но возникший будто бы голос пропал в шуме сыплющихся с вершины камней. - Леня! – Снова закричал он, выдохнув жар своего нутра в остывающий воздух, и торопливо зашагал выше, втыкая смоляную палку меж камней. Впереди, под вывернутой елкой, у самого корневища Орфей увидел костровище, маленькое и несуразное, мокрые дрова плохо горели. Притронулся он к размытой дождем черноте золы – холодная она, давно забывшая об огне. - Ох, же дурак! – покачал головой Орфей, - зачем же в такой туман. Еще сильнее заторопился старик, выстукивая палкой сыпучую горную каменку, все меньше он давал себе отдыху и совсем не обращал внимания на одышку. - Что же ты, - то и дело повторял он, - Леня, - кричал он вперед, но густая белая пелена глотала его слова. Вот уже и макушки елей пропали внизу, в чаше между гор. Вот он уже поднялся выше белой, словно тесто густоты, где ветер чуть проредил ее, чуть растрепал. Орфей остановился тяжело дыша. В горле стоял вкус крови. Чуть в стороне у самого обрыва, что забелело. Мелкими шажками он стал подходить к краю. Сначала ему показалось, что будто бы кусок тряпки или кусок выбеленной на ветру деревяшки. Но, подойдя совсем близко, увидел два темных пятна пустых глазниц и выбеленную кость медвежьего лба. Покричал Орфей в густую пустоту расщелины, послушал. Поднял тяжелый медвежий череп и пошел дальше, а когда увидел связанную веревкой неподъемную медвежью шкуру вроде и успокоился немного. - Леня, - уже не ожидая ответа, что есть силы крикнул Орфей и поплелся обратно, волоча за собой брошенную тяжелую ношу. |
Библиотека // Объявления
