«- Ах ты чудище поганое, сейчас я конечности то тебе поотрываю, да головёнку твою нечестивую отрублю! – грозным голосом изрек добрый молодец Иван Васильевич.

- Окстись, дядя, я ж тебе не Змей Горыныч, и даже не Баба Яга, я Вирус Компьютерный. И нет у тебя супротив меня никакого средства эффективной борьбы! – С этим злой Вирус показал славному богатырю синий язык, гнусно хихикнул и помчался прочь…»

Нет, как-то не так, мягче что ли надо. Детям всё-таки. А в моё время, какие сказки были? «Ой ты гой еси добрый молодец, Алёша, сын попа ростовского…» И ничего – всё понимали.

Ладно, в черновую всё наберу, пока мысль рядом крутится, потом – завтра-послезавтра доводить до ума буду.

Застрекотала старая клавиатура, буков на которой уже не было видно, лишь в паре мест на белых кнопках маячили красные уголки великого и могучего.

- Вставай… - От тихого, заунывного и мерзкого голоса Сказочник обернулся. Он всегда работал один, в полной тишине, и все это знали, и дети и даже маленькие внуки. Он сказки начал писать с тех пор как с Войны вернулся. До неё – писал всё что угодно, и злую сатиру, в которой костерил политиков и всю жизнь, ну да мода такая была, и романтические стихи о любви и несчастной любви, однажды даже на роман замахнулся, серьёзный, философский. Но Война не дала закончить. А после неё стал писать сказки. Потому что в них правда. Потому что для детей, для самых лучших и самых строгих читателей. Потому что… Потому что… Потому что так надо!

- Какая гнусь мне работать мешает? – В темноте позади кресла было видно плохо, угадывался лишь силуэт, голос насквозь незнакомый, да и домашних сейчас дома никого – все в кино.

Глаза за несколько секунд привыкли к темноте и разглядели не только силуэт. Чёрный балахон, скрывающий лицо, бесформенная фигура, и старая коса на плече. Вот тебе и сказочки.

- Собирайся, твоё время настало… - Мерзкий голос, от которого веяло сыростью и казалось, по рукам поползли черви.

Старик пристально посмотрел на капюшон, так и не разглядев лица, сколько не старался. Прищурился и ткнул пальцем, куда то за спину Безносой.

- Где дверь найдёшь сама? – Голос не дрогнул ни единой октавой. И не такое видел Сказочник. Отвернулся и принялся вновь стучать по клавишам.

От такой невиданной наглости, Смерть опешила на мгновенье, но сориентировалась быстро. Костлявая рука легла на плечо.

- Старик, ты чего-то не… - Договорить ей не дали.

Старый Сказочник резко развернулся и вскочил, даром, что за семьдесят. Встал и выпрямился во все свои почти два метра. «Ты ещё крепкий старик, Розенбом!»

- Слушай сюда, крыса ты заплесневевшая. У меня работы невпроворот. Дел ещё по горло неоконченных. А ты мне заявляешь, что пора? Кто так решил? Ты что ли? Знаешь, где я видел твои решения? Правильно – в гробу, и даже без белых тапок. Шкандыбала бы ты отсюда, скелетина черноротая. Пока по-хорошему. А то я ж могу и по-плохому. Ты у меня сколько забрала? А скольких я к тебе отправил? Мало? Сейчас прибавлю… На одну бессмертную душу. Хотя вопрос ещё – есть и она у тебя, или только одни кости остались да взгляд горящий? Ещё раз спрашиваю – дорогу к дверям сама найдёшь? А мне, уж прости некогда. – Старик вновь сел на крутящийся стул, и развернулся к монитору.

На этот раз Бледная отходила дольше. Гораздо дольше. Минуты три. И решив, что так просто со стариком каши не сваришь, и раз не хочет по-хорошему, она тоже может по-плохому. И замахнулась косой.

Даром, что ли старик с Войны живым вернулся? Просто так оттуда не возвращались. Только те, кто не сломался, кто приспособился, кто мог лучше всех прятаться, уворачиваться, стрелять, убивать… Он услышал шуршание за спиной и пригнулся в самый последний момент. Коса просвистела над головой и Смерть, промахнувшись, развернуло, почти спиной к старику. Ну, тут уж медлить нельзя, хотя оно конечно женщин быть нельзя, только это ж разве женщина?

Короткий, умелый апперкот врезался в капюшон. Крепкий кулак столкнулся с чем-то твёрдым, и что-то противно хрустнуло. Балахон свалился на линолеум, коса отлетела в дальний угол комнаты.

Спокойно, по-деловому, старик обошёл шевелящиеся чёрные лохмотья, подобрал косу, посмотрел на Смерть и изо всех сил шваркнул её о колено. Тысячелетнее дерево не выдержало и, плюнув трухой, сломалось. После старик взялся за лезвие, крепко упёрся им в колено и натужно крякнув, потянул концы на себя. Ржавое, а не поддаётся. Ничего! На запястьях вздулись мышцы, сжались зубы… ХРЯСЬ! Сломалось старое лезвие. Завыло, застонало, зазвенело. Ещё бы – столько душ выпить, даже сталь станет проклятой.

Смерть тем временем успела подняться на… ну ног у неё не было, только балахон. В общем встала она.

- Ах ты, смертный! Ты кого ударить посмел? Ты что наделал? Да тебе за это, гореть в Аду не меньше трёх тысяч лет! И я лично похлопочу, что бы поблажек и выходных не делали! –

Старый Сказочник ничего не стал говорить, лишь нагнулся, и подобрал останки некогда самого смертоносного в мире оружия, ставшего теперь просто сильно пожилым хламом. Подойдя с этим грузом к Безносой, которая опасливо отстранилась, при его приближении, он ткнул это ей.

- Давай, манатки свои забирай и на выход. –

Смерть схватила обеими костяшками бывшую косу, тут же воздела к потолку палец:

- Да тебе…-

Старик схватил её за грудки. Двумя могучими руками, чёрные волосы на которых встали дыбом от возбуждения.

- Ещё одно слово… - Он говорил очень тихо, и Смерть, из-под капюшона глянув в его глаза, замолчала и будто съёжилась. Она видела даже четырёх всадников апокалипсиса, но сейчас ей было не по себе. Фонтан жизни и ярости бил из глаз Сказочника. И она уже сама жалела, что пришла в этот дом.

Будто нашкодившего кота за загривок, старик выволок Смерть к входным дверям. Старуха молчала и лишь прижимала к себе остатки косы.

- А ещё раз в этот дом сунешься, разберу по косточкам, сточу их на наждаке и спущу пыль в унитаз. – Спокойно и тихо сказал старик, бред, конечно, он придумал, но отчего так не хочется проверять на своей шкуре?

Уже выходя из дверей, Смерть быстро обернулась и огрызком палки сильно стукнула старика по коленке, мгновенно выскочила в коридор и полетела вниз по ступенькам.

- А что б тебе ни дна не покрышки, что б тебя подняло и грюкнуло! – Наклонившись и потирая ушибленное колено, бормотал старик. – Ахлавадан-бирджусан-кильмамаду… - Он произнёс это придуманное им для одной из сказок заклинание, и тот час же где-то внизу, на лестнице страшно громыхнуло, и будто жестяной таз с костями покатился по ступенькам. Удивлённо поняв седые брови, старик прислушался, а когда грохот затих, быстро размашисто перекрестился: «Прости мою душу грешную.» И поплёлся, прихрамывая в комнату с компьютером.

Руки и ноги тряслись, будто у лихорадочного. Долго старик не мог совладать с разбушевавшимися нервами. Шутка ли – со Смертью вздумал тягаться. Страшно, а отступать уже не куда. Если придет снова – буду драться. Как и обещал. В порошок сотру.

Столько ещё сделать надо, а она тут ишь ты – припёрлась! Я внучке ещё сказку не дописал, я ей обещал сто сказок написать, только для неё, а готово пока три! Тут работы ещё – ого-го! А она…! Ходят всякие тут – работать мешают…

- Деда! Деда! А мы в кино ходили! А там такое! Как в твоих сказках! – Голос вновь оторвал Сказочника от работы. Но этот звонкий заливистый голосочек, он был рад услышать всегда.

- Деда! – Внучка залетела маленьким ураганом в его комнату и остановилась, глядя растопыренными васильковыми глазами в глубокие, карие глаза деда. – Такое кино хорошее! – Эх, детство, только в детстве так можно восхищаться.

- Хорошее кино, внученька, хорошее. – Приговаривал дед, гладя по голове внучку.

А внучка всё никак не могла понять, чего это у дедули так глазки в темноте блестят?

------------

- Сашка, давай на выезд, шеф говорит, что-то срочное! –

- Ну что там может быть срочного? –

- Не знаю, говорит мужик, какой то с десятого этажа выпал, и жив остался! –

- А какой мужик? А ну уточни, уж не дед такой здоровый? –

- Не знаю, вроде что-то подобное, шеф говорит, что он как упал, сразу встал, матерился долго а потом в подъезд пошёл, ни одной царапины, давай собирай свои фото снасти. –

- Не-е-е, это опять Сказочник, его уже Кощеем Бессмертным за глаза прозвали, его шесть раз машинами сбивало, однажды газ баллон около него взорвался, теперь вот это. Про него уже никому ни писать, ни читать не интересно. Можешь сам поехать у него интервью взять. Только смотри ничего не ляпни, про Кощея – у старика рука тяжёлая –

------------

Старинный чёрный, эбонитовый телефон пронзительно зазвенел. Пожилой, кряжистый мужик отложил кроссворды, со вздохом поднялся с плетёного кресла, и обойдя приоткрытую створку огромных Врат подошёл к аппарату.

- Слушаю. –

- Петя, что там у вас происходит? – Это был САМ, но Петра это уже давно не смущало. Его вообще ничем уже не удивишь, за столько то лет такой работы.

- А что? –

- Слухи дошли, что бродит по земле человек, и нет у него Хранителя, и не было никогда! Что за недосмотр? Как так вообще возможно? Разберись и доложи. –

- А чего докладывать? Был у него хранитель, вот только ещё в Войну погиб, сам знаешь, как тогда было, помнишь ведь… - Пётр потемнел лицом и дёрнулся желвак на скуле.

- Помню… - САМ всё помнил и всё знал. Работа такая.

- Так он сам и остался –

- Петь, а как он до столька лет дожил то? Сам? Не верю. –

- Это ещё что, он тут недавно саму Костлявую так зашугал – ого-го! Думаешь, почему у меня сейчас работы почти нет? Сижу вот кроссворды разгадываю. –

- Что серьёзно? А ну-ка давай, рассказывай. Нет, бросай свои ворота, раз сам говоришь, что работы нет, давай ко мне, я тут чайку сварганю, да может чего покрепче. –

- Да ты мне всё равно не поверишь! Дура эта Бледная туда теперь соваться вообще боится! О как! –

- Да не боись ты за него так, небось, под своё крыло уже взял? -

- Не захотел он. – Пробурчал Пётр, - всё он, видите ли, сам привык делать! –

- Ну, тогда точно заходи, немедленно! –