Погода разгулялась не на шутку. Уныло скрипели стволы сосен. Редкие крупные капли дождя пробивались сквозь густые кроны деревьев. В ночной темноте одиноко светило окошко егерского домика. В уютной теплой комнатушке два человека сидели за столом: хозяин дома егерь Алишер Насреддинович Мамедов, косоглазый узбек, живший тут уже лет десять, и лесничий Павел Гаврилович Находько. Они шумно спорили. - Нет, Али, ты тут не прав. Говорю тебе, рыбы в нашем озере раньше было больше. Как сейчас помню, пойдёшь зимой, лунку просверлишь, и, хоть на голый крючок, окуньков наловишь, а сейчас, полдня сиднем просидишь и не то, что окуня плотвы не увидишь. - Ай, Паша Гаврилич, зачем меня обижаешь. Я сам вчера такого вот окуня поймал, - тут егерь развёл ладони сантиметров на тридцать друг от друга. - Это ты, Али, последнего, небось, выловил. А может врёшь просто. Да, - просиял лесничий, - точно. Врёшь. В нашем озере отродясь такой рыбы не водилось. - Это просто ты, Паша Гаврилич, ловить не можешь. Ты деревьями занимайся, а другим не мешай, - обиделся егерь. - Это я-то не могу, да я тут родился, не то, что некоторые. Приехали, понимаешь, из степей из своих. Умеет он. У вас вода-то там, вообще, есть? На тушканчиков, черти, охотитесь. - Э-э-э, зачем обидеть хочешь? Ты моя земля был? Нет. Там в горах такие реки. Текут и текут. Вода белый-белый, как слеза, даже камни видно. А рыба вот такой плавает, - тут Али развёл руки сантиметров на семьдесят. - Акулы, что ли у вас там в белых реках водятся? - Зачем акулы. Форель водится, сазан водится. Какой акулы? - Это сазан у тебя полуметровый? Нет, Али, всё ты врёшь. И воды у вас там нет. У нас качаете, небось. - Зачем мне твой вода. У нас свой ещё чище. Ты к нам в кишлак приедешь, ловить станешь, от реки не оттащишь. - Это ты к себе в кишлак езжай, а я тут родился, Али и чужую форель таскать не буду. - Рыба Аллах создал, а не я и не ты. Рыба всем людям общий. - Не знаю какой там Аллах-малах, но окуньков у нас из-за того, что «рыба общий» днём с огнём не сыщешь. - Ай, - только махнул рукой егерь. - А ты от разговора не увиливай. Разговор у нас с тобой откровенный получается, ты меня обижаешь, и хочешь, чтоб я молчал. Нет, брат, извини, но скажи мне, если у вас там хорошо так, что ж ты ко мне в лес приехал? - Кто обижает? Я обижает? Шайтан тебя подери. И не нужен мне твой лес, я Москва учился, сюда прислали. - Ишь ты, егерь нашёлся. Егерь, а лес ему не нужен. Вот я и говорю, Али, плохо работаешь, из рук вон плохо. Поэтому и рыбы в озере нет. Что скажешь? - А скажу я тебе, Паша Гаврилич, чтоб ты дело свой занимался, а мой не трогал. Кустики свой сторожи. А рыба я буду. - Ты уж досторожился. Рыба вся повывелась. Ветер завывал в печной трубе домика. По крыше часто забарабанил теплый летний ливень. Мутные водные потоки подхватывали листья и мелкие веточки, сливались в небольшой ручей и, бурля, уносились вниз по склону. - О-о, Паша Гаврилич, - сказал егерь, глянув в оконце, - до утра дождик будет. У меня ночевать тебе надо. Я на печку лягу, ты на кровать, поместимся. Лесничий с радостью принял предложение. Ему, честно говоря, очень не хотелось идти по ночному лесу домой, и во время разговора он все старался выдумать предлог, чтобы остаться. - Эх, Али, вечно с тобой все ни как у людей. Заговорил меня, черт окаянный, теперь придётся в твоей берлоге спать. Затушив закоптившуюся керосиновую лампу егерь и лесничий легли спать. Улегшийся на теплую печку Али через пять минут начал тоненько посапывать. А лесничий, может быть, потому что спал на новом месте, а может потому, что ему было немного зябко из-за сквозняка, долго ворочался с боку на бок. Потом, видимо решив, что ему все равно не уснуть, он вполголоса окликнул егеря: - Али-и. Али на секунду перестал храпеть. - Али, - уже громче, позвал лесничий. – Али, ты спишь? - Шайтан тебя раздери, - пробурчал егерь. – Зачем ты, Паша Гаврилич, мне спать мешаешь? Сам не спит, другим не дает. - Да ты послушай. Я вот что подумал. Замечал ли ты, Али, в наших местах что-нибудь странное? Егерь на мгновение задумался. - Ну да. Лося меньше стало. Уходит куда-то лось. А почему, Аллах один знает… - Да ты погоди, - прервал его лесничий. – Я тебе не про лосей говорю. Видел я недавно, только ты, Али, не смейся, человека, не человека, сам черт не разберет, лохматый такой, посмотрел на меня издалека и в чащу убежал. Я сначала решил - померещилось, а потом прошел подальше и в грязи след босой увидел. А дальше ещё и ещё. Тут испугался я, Али, страсть, как испугался. Дрожу весь, а стою на месте, двинуться боюсь. Потом опомнился и побежал назад. Егерь молчал. - Спишь, что ль, Али? - Да нет, Паша Гаврилич. Не сплю. Просто вспомнил. Год назад, помнишь, когда браконьер к нам повадился. Иду я мимо озера, места проверяю. Слышу, в воде кто-то плещется. Думаю, попался, шайтан, возьму сейчас тебя тепленьким. Раздвинул потихоньку камыш и чуть меня Аллах к себе не забрал. Там такой шайтан вода мутил. Грязный весь, мокрый. Я молитва давай читать громко. Он услышал и побежал прочь. Я Аллах спасибо сказал и домой пошел. Больше потом его не встречал. - Да- а, завелась в лесу нечистая. Только не думаю я, Али, что его молитва твоя спугнула. Тебя он, гад, испугался. А что, скажи, страшен окаянный, а? - И не говори, Паша Гаврилич, глазенки бешенный такой. Так и бегают. Он ружье мой смотрел, помню. Я ж тоже не дурак. Молитва читаю, а сам целюсь, чтоб двойная сила был. - Это ты верно сделал, Али. Нынче нам с тобой в лесу без ружья нельзя. Ну ладно, друг, давай-ка спать, - сказал лесничий, чувствуя, что сон, наконец, начинает овладевать им. – Спокойной ночи, Али.- Знал, что никакая это не нечистая, да уж больно ночь уютная была и так ему хорошо на душе было, что можно и о всякой чертовщине поболтать, оно все интереснее. - Спокойной ночи, Паша Гаврилич, - улыбнулся в темноте Алишер и отвернулся к стене. |
Администрация // Объявления
