Самое сложное, как говорят, это первые строчки. У меня то подготовлен рецепт. Я посвящу их своему первому сексу. Там сложного ничего. Там кровать, детский лагерь, алкогольное отравление и доминирующая агрессивная особь с непонятной стрижкой.

Второе послание - это надежда. Надежда на то, что вы, пидоры ленивые проснетесь, вас также, как и меня всё заебёт, и вы замутите народную кровавую революцию без моей помощи.

Третье - это настоящее. Я не помню того настоящего, про которое бы я сказал в будущем, что у меня было охуенное прошлое.

В инстаграме я видел её в обтягивающих лосинах, с пухлыми губками и блеском в глазах, сейчас же она брала пару моих бутылок коньяка на кассе, укутанная в какой-то ебаный шерстяной хуёвильник. Я расплатился, ушёл, присоединился к толпе, разлил, хлебнул, забыв про повышенные тарифы, растерзанное отечество, российское гражданство Роя Джонса, родителей, обвешанных кредитами, хамство директора, счастье в личной жизни, ответственность, прельщенную годами, и захмелел немного.

И захмелел немного и рассказал о своей мечте, о деревянном трехэтажном доме в Исландии, с подогревающимся бассейном, теплицей с томатами, огурцами и анашой. Скоростном интернете и женой, той же самой, только счастливее. И он заржал. Конём.

Бутылка пива руководила моей рукой. Она, бутылка, направилась в дверь киоска, раскололась от удара, обострилась и рванула прямиком в лицо хохмача. Он отскочил на несколько метров загнувшись, ловя ладонями кровь, что хлестала с головы фонтаном. Снег прилег отдохнуть на ветви замерзших яблонь. Птиц уже нет, и я не помнил о негативе, утопив его в турецких подушках. Пела Этта Джеймс, Лысый снимал на зеркальный фотоаппарат Никон 3100 её пьяный змеиный несовершеннолетний танец, я рисовал дорожки. Что вы хотите узнать? Я начну по порядку. Россию пилят жиды. Православие облицовывают золотом до неузнаваемости. Чем пролетарски-тем многодетней. Чем образованней-тем одиночней. В остальном же всё так как, и было при бате царе. Только музыка громче. И порче.