обращаюсь к вам, сумевшим поставить точку
вместо
вопросительных, восклицательных и прочих
особенно - повсеместно
сумевшим, не как всегда - между прочим -
а точно, обдумано, в выверенности прелестно
осознавшим, что все может быть так, как захочешь
и что эта злая точка - не выбор, который срочен,
не мост, изначально непрочный -
что это попросту честно

обращаюсь к вам, кто спотыкаясь оглядывается
на многих, кто смог бы и все же не смог
на тех, кто, едва возвопив, смолк
на тех, из кого вышел бы толк -
да весь вышел;
мы же знаем, привыкая к полету, падают все
и виной не воспетый пятком декадентов смог:
обсандалив окрестные крыши,
камрад Персей
бьет тревогу, горланит в рог,
и закуривает, только едва присев,
смотрит в бок,
всё злей и злей
видит гидру в банальном узле
изнурённых асфальтом дорог

и бросает окурок так метко, отточенно-мягко -
позер -
в центр детской площадки, где вскоре натужно рявкнет
бывший Т-25, сегодня - бульдозер:
тот, за пультом, бывалый танкист в отставке
различая траву и травку,
не различит - сорняки, или розы;
и, герой постмодерновской прозы,
ненаписанных пред-недосказаний Кафки
раскатает в дерьме карусели, медведя и зайчиков в диких, нелепых позах.

Персей усмехнётся, ушедший на пенсию егерь
по отлову рождённых деминедельной бессонницей гидр,
зачерпнёт крылами сандалий смолистого снега,
прикончив свой литр
полетит в Петербург, в Коппенгаген, в Лас-Вегас
лишь бы в титрах
этой будничности не засветиться. коллеги
посмотрят косо и хитро.

обращаюсь к вам, сумевшим, поставив, понять свою точку:
это просто и больно. больно - веря и просто - любя;
в чём-то подло, а выключи свет - даже страшно.

Персей, подражая Икару, матерится в сердцах и делает бочку
многих - много для многих. вы - одни, для себя.
и нет в этом мире правды, правдивей, чем ваша.