Небо никогда не было так близко.

Иссиня- черное, как воронье крыло. Изрезанное яркими красными вспышками, как шрамами. С тонкой синей сеткой вен. С ветвистой молнией по краям, пробивающей распухшие и неподвижные тела туч.

- Нет, земля видна, что-то видно, может, не будет ничего страшного.

- Плохо, появился туман, неизвестно, сядем ли мы.

- А если не сядем, тогда что?

- Уйдем, конечно.

Вздрагивающее небо подплывало все ближе. То ли угрожая, то ли предупреждая, надвигалось всей своей тяжелой массой, взбиралось по хвосту самолета и располагаясь на крыльях.

И тучи угрюмо вздрогнули, поморщились и растеклись по темному полотну неба, громко вздохнув и простонав, как от боли.

- «Polish Foxtrot 1-0-1, остаток топлива, топлива сколько у вас?

- Осталось 11 тонн. А запасной аэродром у вас какой?

- Витебск, Минск

- Я понял, дайте, пожалуйста, метеоусловия.

- На Корсаже туман, видимость 400 метров.

- Температура и давление, пожалуйста.

- Температура плюс 2, давление 7-45, 7-4-5, условий для приема нет

- Спасибо, если возможно попробуем подход, но если не будет погоды, тогда отойдем на второй круг

- 1-0-1, после контрольного захода у вас топлива хватит на запасной?

- Хватит, Разрешите дальше снижение, пожалуйста.

- 1-0-1, с курсом 40 градусов, снижение 1500.

Тяжелые тучи, охая, переходили друг в друга, переплетаясь необъятными руками и ногами, как борцы сумо, пыхтя и обливаясь потом, давили на болевые точки, вскрикивая и опускаясь все ниже.

- Хуже всего, что там есть дыра, там тучи и появился туман.

- Идем на посадку, слышишь?

- Заходим на посадку. В случае неудачного захода, уходим в автомате.

- 200 метров.

Небо тонуло.

Упиралось руками и ногами, цепляясь тонкими бессильными пальцами за обломки тяжелых разбухших туч, проваливалось куда- то под шум и свист мотора, крича и причитая.

- 500 метров, на военном аэродроме посадку осуществляли?

- Да, конечно».

- Прожектора, как днем, слева, справа, в начало полосы.

- Понял!

И тучи поворачивают в обратную сторону.

Ветер подгоняет их, наступая на пятки и дыша в затылок.

Но они все еще не спешат, медлят, оборачиваются, стонут, охают, протягивают руки и падают.

- Горизонт 101! Контроль высоты, горизонт!

- Твою мать!

- Уходи на второй круг! Уходи! Поднимай самолет!

***

Кася снилась в белом платье.

С трогательным букетиком фиалок в дрожащих руках.

Длинная рыжая коса переброшена через плечо.

Как на свадебной фотографии.

Тогда варшавский фотограф даже денег не взял. Все смотрел на рыжую косу и улыбался.

А портрет на витрину выставил. И она улыбалась всем прохожим из- за стекла до самой войны..

Улыбка.

Смеющиеся глаза. Такие же, как всегда. С прыгающими чертенятами.

Коснуться рукой – горячее плечо, выбившиеся из косы пряди щекочут пальцы.

- Яцек! – голос дрожит.

Она почти шепчет.

Или даже плачет. Беззвучно.

Как когда- то у кроватки заболевшего сына.

- Яцек! Яцек, ты спишь?

А какой он сын?

Ни первых шагов, ни первых слов.

Глаза.

Как небо.

Небо сквозь решетку в лагере.

Сквозь щели в двери и стенах.

Небо.

- Просто скажи мне, что он будет помнить.

Пахнуло гарью.

Настоящей, уличной.

В небо.

В раннюю весну луж и едва пробивающейся травы. Поднимаясь выше, чтоб утонуть в солнце- взмахнуть невидимыми крыльями у самого горячего края и, обжигаясь, лететь вниз, стремительно, разбиваясь на ходу о горечь и боль.

- Не ангел- Кася улыбнется где- то совсем рядом.

Мелькнет краем белого платья.

– Ты не ангел!

- Яцек!

Затылок ударяется в стенку грузовика.

- Яцек! Приехали!

Свет бьет в глаза.

Небо было иссиня- черное, как воронье крыло. Изрезанное яркими красными вспышками, как шрамами. С тонкой синей сеткой вен. С ветвистой молнией по краям, пробивающей распухшие и неподвижные тела туч.

- Где мы?

- Где- то под Смоленском. Кажется, Катынь.

Ноги увязают в болотной жиже.

Тяжелые тучи, охая, просачивались друг в друга, переплетаясь необъятными руками и ногами, как борцы, пыхтя и обливаясь потом, давят на болевые точки, вскрикивая и опускаясь все ниже.

- Ведь не могут же убить так просто, пан офицер?

Тоненькие березки упираются в глубину утренней синевы.

- Покурить дашь?

Молоденький солдат смотрит удрученно. Красная звезда на пилотке стерлась.

- На!

Затяжка.

Вдох.

Не выдохнуть.

Сгибаясь пополам от сиплого кашля.

Вздрагивающее небо подплывало все ближе. Надвигалось всей своей тяжелой массой и взбиралось по верхушкам деревьев. Тучи угрюмо вздрагивали, морщились и растеклись по темному полотну неба, громко вздохнув и простонав, как от боли.

Потому что время отсчитало свои минуты, чеканящие каждый миг где- то в глубине сознания. Расставило точки над " I ", принимая на себя ответный удар, использовало возможности и способности, раздвигая рамки и выдвигая необъяснимые догмы, старательно пряча стареющее лицо и выступившие слезы.

Когда, размазывая тушь по лицу, в дождь и ветер, рвущий края плаща, нараспашку только душа. Единственная, усталая и принявшая обет молчания.

Кася.

Но не больно.

Рана одна.

На двое. На трое.

Капли дождя на неподвижном лице.

Кася в белом платье.

Выдох!

Не поверить, что так и не приду в первых числах апреля, к Пасхе.

Что листочки календаря не вспорхнут, испуганные сквозняком из- под двери.

Что важно было дожить до Рождества, а дожили только до этой весны.

А скворцы опять запрыгают по черным проталинам и по вытаявшему лужку у самой тропинки. Они будут искать что-то в прошлогодней траве, прыгая и поглядывая черными озорными глазами, кажется, даже переговариваясь, взлетая и садясь на ветки берез у края ямы.

- У каждого свой Бог, правда, пан офицер?

- Держись, солдат! Мы тоже Боги!

Ведь никто так и не умер. Еще.

- Сколько?

Секунда. Две.

Не успею вспомнить и забыть сразу же.

Ведь незачем больше верить в Бога, насильно встав колени в тесной деревянной каморке, даже не различая за шторой лица священника.

- Аминь!

- Приготовиться!

А тучи поворачивают в обратную сторону.

Здравствуй!

Знаешь, наверное, когда ты прочитаешь это, меня уже здесь не будет. Но мне так хочется успеть проститься.

Знаешь, ведь проститься так важно, даже если блокнот вот- вот вырвут из рук, а листочки упадут к ногам тысячами бумажных птиц.

- Целься!

Ветер подгоняет их, наступая на пятки и дыша в затылок.

Но они все еще не спешат, медлят, оборачиваются, стонут, охают, протягивают руки и падают.

На лицо.

И ты даже прошепчешь что- то, заметив это, но я не услышу, потянусь, обниму тебя, и мы будем сидеть так в звенящей тишине весеннего неба…

- Пли-и!

Небо никогда не было так близко. Прости, ладно?

***

Уходи! Поднимай самолет!

- Курва-а-а!

,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

* Хвала побежденным