I.

Василий проснулся рано: неизвестно, почему, но на Масанах он не мог спать долго. То ли деревенская обстановка мешала, то ли будили петухи, то ли заговорила кровь одного из предков – сильнопившего сельского пролетария, основавшего и возглавившего колхоз на Орловщине, и поплатившегося за своё рвение десятью годами Колымы.

Если не высыпался, то добирал сна днём. Но утром, в пять, самое позднее – в полшестого, Головин обычно уже был на ногах и вынужденно изобретал себе занятие, чтобы как-то ускорить бесконечные утренние часы.

Днём время бежало, даже летело, но по утрам, в этакую рань, оно словно стояло на месте, понуждая Василия к действию.

Василий проснулся рано, но не встал. Вытянувшись на садовой скамейке, он вспоминал рассказы Бальсара и Эрина, пытаясь осмыслить вчерашнее событие (или позавчерашнее?) и понять своё к нему отношение.

Визитёры всё ещё дрыхли, сваленные с ног непривычным напитком и усталостью от своих приключений в недоступном теперь Соргоне: Переход, через который они пришли, закрылся. Василий днём, перед тем, как лечь спать, обошёл вокруг своего дома и нашёл на мокрой земле, размокшей почти до жидкой грязи, следы двух пар ног, начинающихся с пустого места. Вокруг не было больше никаких следов, кроме его собственных, оставленных во время поисков.

Зеркало, по-прежнему, оставалось целым, и этот факт, дополненный идущими ниоткуда следами и подкрепленный упрямой избирательностью Короны, заставлял предполагать, что всё, рассказанное соргонскими дружбанами, «имеет место быть», то есть, по существу, является стопроцентной правдой.

Но логика! Но логика, которая упорно ставила под сомнение это событие из-за его невероятности, заставляла искать ответы на массу порождённых сомнением вопросов.

«Допустим, эти двое говорят правду. Допустим.

Но как объяснить, что их потащило в другой мир? Да ещё и прямо к нему, Василию? Следы говорят, что они вышли из Перехода около глухой стены дома и сразу пошли к дверям.

Бальсар сказал, что они шли по зелёному лучу: сначала в Переход, потом к дверям дома.

Получается, что Корона сделала выбор ещё там, в Соргоне. То есть, в Соргоне не нашлось никого, годного в ихние короли, а он – Василий – как раз в пору для раттанарского трона. Почему? Почему из миллиардов жителей Земли выбрали (выбрало, выбрала) именно его, человека без особых талантов, посредственного, можно сказать прямо, бомжа, совсем недавно потерпевшего очередную неудачу? Какая польза им от неудачника? Ну, тем, кто решает за Корону. Не Корона же, в самом деле, делает выбор. Она – вещь, она не может быть разумной.

Может, всё-таки – розыгрыш? Может, придумали какую-нибудь машинку для сращивания стекла, и Бальсар ею и воспользовался? Мало ли открытий совершается каждый день! За всеми не уследишь, да и интереса в последние годы следить за изобретениями не было никакого. А кто стал бы разыгрывать с использованием новейшей техники? Да и кого? Если это розыгрыш, то всё выяснится, когда заезжие орлы проспятся. Если розыгрыш, то всё просто – посмеёмся, выпьем на посошок и разбежимся. Если розыгрыш.

А если – нет? Тогда мне надо делать выбор – соглашаться или не соглашаться. И если не розыгрыш, а я откажусь – буду мучиться потом всю оставшуюся мне жизнь оттого, что не воспользовался. А соглашусь – не буду ли жалеть, что согласился?

Кажется, буду жалеть, даже если это розыгрыш. Получается, чтобы не оказалось на самом деле – мне всё равно жалеть и расстраиваться!»

Голова лопалась от мыслей, и хотелось встать, растормошить Бальсара и заставить его ещё раз показать какую-нибудь волшебную штуковину, чтобы перестать сомневаться и мучаться неизвестностью.

«Пусть колдонёт что-то такое, необычное, чего не бывает на самом деле, – мечтал Василий и никак не мог придумать, что бы это могло быть, – Или пусть ещё что-то починит...», – и сам усмехался собственной глупости: всё равно не поверит до конца, что бы не показал ему маг, какую бы штуку не учудил.

Плюнув на доказательства, Василий попытался сложить общую картину произошедшего в Соргоне – из отрывочных воспоминаний о выслушанной ночью истории.

Названия и имена, которыми сыпал, не скупясь, подвыпивший маг, из памяти выветрились: Василий заспал их напрочь, и сколько не тужился – вспомнить не мог.

Сводилось всё к следующему: где-то собирался Совет Королей, и тот, с которым ехал Бальсар, опоздал на два дня – кажется, упал мост на единственной туда дороге. Бальсар мост построил, но на это ушло два дня – вот и опоздание.

Когда подъезжали к месту Совета, к городу.., как его там, ну... В общем, оставался ещё день пути, когда все короли на Совете погибли – с монет их королевств исчезли портреты королей. Остался только этот..., ну, Раттанарский который, и на монетах, и в живых – потому что не доехал ещё. Но всё равно не спасся – их на ночлеге атаковали, неизвестно кто, и всех перебили. Удалось убежать только Бальсару с Короной.

По дороге (а за ним гнались) он и встретил гнома Эрина, который помог ему отбиться от погони и попасть сюда...

Или нет, сюда они попали без помощи Эрина: просто открылся Переход,

Вот такая жуткая история. Или почти такая.

Ещё Эрин рассказывал, какой красивый гномий город – Железная Гора, Это название запомнилось. И что с этой горы берёт начало исток реки Искристой, на которой стоит Раттанар, только далеко вниз по течению, запомнилось тоже. Правда, сбивало с толку – и королевство Раттанар, и город Раттанар. Нельзя было, что ли, по-разному назвать? Запоминалось, конечно, легче, но никогда сразу не сообразишь: о городе говорят или о королевстве.

Как там Эрин рассказывал?

«...река Искристая берёт начало на ледяной шапке горы Железной – самой высокой вершины Кольцевых гор. Длинный язык ледника опускается по западному склону, и из него, по капле, солнце выдавливает ручеёк – исток реки Искристой. Кажется, что капли не смешиваются. Так и текут – каждая сама по себе, спрятав внутри солнечный блик, который, нет-нет, да и мелькнет где-то там, в середине капли. А вот – другой, а там – третий. И весь ручей, а затем – и вся река, сверкает, переливается серебряными блёстками...»

Очень красиво. Василий представил себе эту картину: масса текущей воды отблескивает то там, то там, и начал считать эти отблески:

« Раз, два, три, четыре...», – и не заметил, как заснул снова.

2.

Эрин повернулся на бок и зашарил рукой возле себя. Рука, нащупав рукоять топора, охватила её короткими и толстыми пальцами. Замерла. Еще раз всхрапнув, гном открыл глаза.

В окне, за ажурной занавеской, серело утреннее небо. На кровати с провисшей сеткой, задрав к потолку измятую белую бороду, болезненно похрапывал Бальсар. Василий, завернувшись с головой в одеяло, свернулся на садовой скамейке.

Эрин поднялся, опираясь на топор, и помотал головой, разгоняя остатки хмельного сна. Проспав почти сутки, он полностью протрезвел и не испытывал похмелья. Только голова всё ещё была мутной от пересыпа.

Стараясь не шуметь, гном прошелся по дому – за ним никто не наблюдал, и не было смысла скрывать свой интерес к необычным вещам. Став на стул, он внимательно рассмотрел электрическую лампочку, определив, что колба – из тонкого стекла, а внутри – тонкая металлическая спиралька. Принцип получения света остался ему не понятен. Отложив этот вопрос на потом, он проследил идущий от патрона с лампочкой провод до чёрной коробки выключателя. Старый выключатель был рычажного типа, и возникшее желание двинуть этот рычажок в явно сделанном для этого пазу корпуса, гном подавлять не стал: взял и двинул.

Вспыхнул свет, и довольный Эрин вернул рычажок в прежнее положение – света через окна проходило достаточно, чтобы хорошо видеть, и оставлять включенной лампочку без разрешения хозяина гном не счёл правильным.

Осмотрев холодильник и телевизор, он отметил их связь с теми же вьющимися проводами через дырки розеток. Для этого он осторожно вынул и снова вставил на места вилки приборов. Холодильник при этом недовольно зарычал и затрясся. Эрин отошёл в сторону и оглянулся на Василия – не проснулся ли? Всё было спокойно.

Эрин погладил экран телевизора и, не поняв его назначения, оставил в покое, не рискнув трогать на нём кнопки и переключатели.

Печатная машинка, стоявшая на полу, тоже видала виды, и была без верхней крышки корпуса. Заинтересованный её потрохами, Эрин согнулся к клавиатуре и осторожно нажал на одну из клавиш. Увидев, что поднялся и двинулся к барабану каретки один из молоточков с буквами, он отпустил клавишу. Молоточек вернулся на место, в полукруглый ряд таких же молоточков. Нет, назначения этого прибора гном тоже не постиг – Василий вынул допечатанный лист рукописи, а нового вставить не успел или не пожелал.

Из непонятного внимание привлекали ещё часы – дешёвый будильник–пищалка с пальчиковой батарейкой. Эрин некоторое время понаблюдал за двигающейся скачками секундной стрелкой. Он заподозрил, что этот прибор показывает время, но только заподозрил: понять, зачем отмечать такие малые временные промежутки, он не смог. Ещё одним вопросом к Василию стало больше.

Тут ему понадобилось выйти: не найдя в доме ничего подходящего для... В общем, он отодвинул засов на входной двери и вышел на крыльцо дома. Желание взять с собой топор он, не без некоторой борьбы, подавил – не вязались как-то осмотренные им приборы с мечом Бальсара и его топором. Кроме того, наличие забора позволяло надеяться, что внутри ограды ничего опасного ему не угрожает: заборы всегда ограждают чужую собственность и, похоже, все населённые людьми миры в этом одинаковы. Обойдя вокруг дома, Эрин нашёл искомую постройку и ехидно отметил, что в этих-то вопросах никаких особых отличий между мирами тоже нет.

Управившись, он подошёл к забору, привлечённый необычным шумом.

Мимо забора, нещадно брызгая в стороны водой луж, по ухабам пропрыгал автомобиль, и Эрин удивился скорости повозки, её виду и отсутствию лошадей. Да, как-то не верилось, что сидящий внутри этой повозки человек может быть вооружён мечом или топором. Кольчуга, которой Эрин не без оснований гордился, тоже выглядела чужеродной в этом мире, и гном решительно запахнул меховую куртку, чтобы спрятать её блеск.

Прошли несколько человек, одетые по разному, но так же необычно, как и Василий. И ни один из них не был вооружён. То есть, острые глаза Эрина не заметили у них признаков мечей или спрятанных под одеждой кинжалов. Это, конечно, не означало, что все они безоружны – оружие в этом мире может быть таким же странным, как и осмотренные им вещи. Число вопросов росло, и, вспомнив об указании Старейших при последней его с ними беседе – думать о пользе гномов, Эрин решил не давить на Василия, чтобы ускорить принятие Короны: если Переход откроется сразу после того, как Раттанар обретёт нового короля, придётся уходить, так и не узнав очень многого. Кто знает, может, принесенные им отсюда знания вернут гномам возможность создать в Соргоне своё государство. И как не тревожили Эрина последние соргонские события, он решил положиться на волю Горного Мастера и, набравшись терпения, доверить ему свою судьбу.

Нагулявшись и насмотревшись на улицу, Эрин мельком заглянул в стоящие во дворе сараи и пошёл в дом, наметив получить у Василия разрешение порыться в залежах сброшенного в сараи хлама. Что это был хлам, он не сомневался: нужные вещи так не хранят, надо полагать, даже в незнакомых мирах. Среди хлама чужого мира толковый мастер может обрести множество необходимых и важных знаний, а он – Эрин – один из лучших мастеров племени гномов.

Дома всё было по-прежнему, и Эрин уселся на стул – ожидать пробуждения Гонца и будущей королевской особы.

3.

Бальсар просыпался медленно...

Отравленный самогоном организм протестовал против повышения нагрузок и был готов только к одному действию – пребыванию в состоянии глубокого, без сновидений, сна – до полного восстановления своих нормальных функций. Привычный к качественным выдержанным винам, после принятия такой большой дозы напитка невероятной крепости и убийственного состава он находился в шоке и не скрывал этого. Каждое движение отдавалось магу болью мышц – словно не пил, а занимался тяжелейшим физическим трудом. Даже непредусмотренная ни возрастом, ни физическим состоянием пробежка по заснеженному лесу, во главе длинной вереницы из желающих его убить лучников, не отняла столько сил и здоровья у мага-зодчего Бальсара, сколько отняло безобидное застолье с кандидатом в короли.

«Корону он вчера так и не принял... Или это было позавчера? Но не принял, это точно. А время идёт... Что же там, в Соргоне, сейчас творится? А эти-то встали уже? Или, как и я, страдают от похмелья? Вставать надо... Убеждать надо... Домой надо...»– Бальсар думал решительно, но вставать не решался. Даже глаза открыть и глянуть на окружающий мир – не было ни малейшей охоты.

Неподалёку кто-то тяжело двинулся, и от этого движения скрипнул стул. Значит, кто-то уже не спит. Сидит тихо и ждёт. Хозяин бы суетился, что-нибудь обязательно бы делал – он у себя дома и не стал бы выжидать пробуждения гостей. Получается, что Василий или спит, или его нет в доме, а сидит и ждёт Эрин. Хочешь – не хочешь, а вставать надо.

Собравшись с силами, маг открыл глаза. В доме было светло, и на стуле, действительно, маялся в безделье Эрин, а Василий, замотавшись с головой в одеяло, тихо лежал на садовой скамейке.

Корона, по-прежнему, восседала на столе, выдавая всем окружающим местонахождение Васильевой груди, и в блеске её драгоценных камней виделось нечто ехидное.

– Рад видеть тебя, маг, – повернулся к Бальсару Эрин, – Ты как? – говорил в полголоса гном, стараясь не потревожить Василия.

– Рад видеть тебя, гном, – Бальсар тоже не повышал голоса выше громкого шепота, – Меня словно лупили дубьём не меньше пяти суток – так всё болит. Ты давно встал?

Ответить Эрин не успел: завозился, заворочался Василий.

– Что вы там шепчетесь? – глухо прозвучало из-под одеяла, – Я давно не сплю, – вслед за голосом выглянул и сам хозяин – растрёпанный и сонный, с помятым о складки одеяла лицом.

«Поразительно, – подумал маг, присмотревшись к Головину при дневном свете и трезвом разуме, – У него совершенно седая борода, а в голове – ни одного седого волоса. Как это может быть? Или у них, у всех, здесь так?»

Голова Василия вздохнула, убедившись, что маг и гном – не плод больного воображения, как и Хрустальная Корона. Сбросив одеяло, он встал во все свои метр семьдесят на метр двадцать – в талии он был шире гнома в плечах – и смачно потянулся, сопровождаемый в каждом движении щелчками и хрустом во всех сочленениях скрытого одеждой и плотным телом скелета.

«Не боец, – отметил гном, тоже вглядываясь в будущего короля, – Нет, не боец! Если бы доверили выбор мне, я его не выбрал бы...»

– Рад видеть тебя, Василий, – заполнил паузу Бальсар, и было видно, что он действительно рад, несмотря на плохое самочувствие.

Эрин ограничился молчаливым приветственным кивком, не выказывая ни чрезмерной радости, ни видимого огорчения от неудачного выбора Короны.

Василий тоже кивнул, внимательно всматриваясь в своих гостей.

Впечатление о маге не отличалось от первого, полученного ещё на крыльце, а вот внешность Эрина сейчас воспринималась несколько иначе. Показавшийся вздёрнутым и острым нос оказался круглой картофелиной, от чего лицо гнома выглядело добрым и безобидным. Это впечатление усиливали большие наивные глаза и, Василий только теперь их заметил, бледно-рыжие конопушки, усеявшие все не скрытое волосом широкое пространство между бородой и кудрями.

«Сомневаюсь, что этот бородатый ребёнок совсем недавно убил не меньше шести человек, если верить рассказам обоих соргонцев. Не похож он на убийцу, – уверенно заключил Василий, налюбовавшись Эрином, – Хотя...»

Мысль утратила большую долю уверенности, едва Головин наткнулся глазами на целое зеркало: реальность снова заколебалась и поплыла, вызывая недоверие сразу ко всем шести, если учитывать и интуицию, чувствам Василия.

Подавляя начавшееся головокружение, Головин уселся на скамейку, и заговорил, пытаясь звуком собственного голоса заглушить хор загремевших в немедленно опустевшей голове сомнений:

– Как отдыхалось на новом месте? Оба выспались? – слова вылезали из глотки с хрипотой и натугой, и знак вопроса, встав поперёк горла, вызвал надрывный кашель.

Маг с гномом промолчали, ожидая, пока Василий откашляется – всё равно ответа не услышит.

В наступившей тишине прозвучал неожиданный ответ Эрина:

– Спасибо, превосходно. Я давно так долго и так крепко не спал. Кажется, отоспался на год вперёд.

Василий не поверил, но возражать не стал, хотя вряд ли сон Эрина на полу был лучше его сна на скамейке, после которой ныли рёбра и лопатки. Понравилось – тем лучше.

«Может, у него всё тело, как и руки, обладает твёрдостью дерева, и синяки следует искать не у Эрина, а на досках пола. Бальсару спалось лучше всех, но по его виду этого не скажешь: будто с креста только что сняли. Правда, он не так плох, как вчера, но от прежней свежести всё ещё далёк».

Осмотрев стол (Василий старался не обращать внимания ни на Корону, ни на монеты), он с некоторым удовлетворением обнаружил остатки колбасы, хлеба, полбанки огурцов и около полулитра напитка Михаловны.

– Давайте-ка слегка подкрепимся, потом будем решать – что дальше.

Это предложение, не смотря на всю свою невероятность, не встретило ни малейшего сопротивления со стороны гостей, и первым за столом оказался приобретший уже некоторый опыт в борьбе за своё здоровье измученный самогоном маг.

– Не буду скрывать, мой организм остро нуждается в нескольких глотках этого напитка, – кивнул Бальсар на почти пустую банку самогона и подставил Василию ближайшую стопку, – Надеюсь, что эффект будет не хуже, чем вчера.

– Погоди, Бальсар, – Василий подвинул магу банку с огурцами, – Сначала попей отсюда. Смелее, я тебя не собираюсь травить.

Маг послушно хлебнул огуречного рассола и довольно крякнул, передавая банку Эрину. Тот последовал его примеру и замер, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Рассол явно не шёл во вред ни оживившемуся Бальсару, ни всё ещё задумчивому Эрину.

Василий наполнил стопки.

– Будьмо! – провозгласил Эрин, проявив недюжинные способности к языкам, и лихо глотнул из стопки.

Василий и Бальсар рассмеялись, не отставая от шустрого гнома.

Полукопченая колбаса, подсохнув на столе, свойств своих не утратила. Огурцы же и вовсе не пострадали, по-прежнему хрустя на зубах.

4.

Повеселевшие гости суетились, освобождая комнату в полное распоряжение Василия. Они вынесли в другую половину дома садовую скамейку, имея в виду устроить на ней лежбище для гнома.

Длинному Бальсару, как оказалось, кровать была коротка, и в дальнейшем было решено укладывать его на печи, вполне подходящей под его рост.

Василий в этой суете участия не принимал. Он сидел у стола, наблюдая за шумной вознёй своих гостей, и скромно помалкивал. На его попытки возражать, надо сказать – слишком робкие, внимания никто не обратил, и Головин перешёл в разряд созерцателей.

Инициатором перестановок в доме был маг, пришедший к выводу, что нужного результата (появления короля) будет легче добиться, если не отвлекать Василия от зрелища Хрустальной Короны, для чего следовало оставить их наедине.

Скамейку поставили напротив печи, перенеся поленницу дров под самое окно, и гном сразу водрузил на неё свой ранец и ласково, нежно, будто укладывал спать своё дитя, зачехлённый топор.

Повертев в руках Бальсаров меч в поисках зазубрин и проверив его острие на предмет заточки, Эрин обратился к хозяину:

– Василий, я, с твоего разрешения, пороюсь в сараях. Надо кое-что сделать с мечом – видеть не могу плохо заточенного оружия, да и ножны надо для него сообразить.

– Конечно, конечно, Эрин. Только не сильно выставляй его напоказ. По законам моего мира... В общем, постарайся не привлекать к себе внимания и на улицу не выходи.

– Не разговаривай со мной, как с малым ребёнком! Я понимаю, что в твоём мире не знаю очень много, но не на столько же я глуп, чтобы лезть куда попало. Я без твоей опеки прожил как-то сорок лет и впредь не собираюсь никому передоверять заботу о моей жизни.

– Я не сомневаюсь ни в твоей наблюдательности, ни в твоей осторожности. Просто помни, что в моём мире поединки, особенно со смертельным исходом, являются нарушением закона. Я опасаюсь, что ты ввяжешься во что-нибудь подобное, и не будет у вас ни короля, ни обратной дороги в Соргон. Мы все можем оказаться если не в тюрьме, то в сумасшедшем доме. Вам с Бальсаром, прежде, чем выходить в город, нужно узнать – с чем вы там можете столкнуться.

– Да ладно тебе! Видел я уже ваши повозки без коней. Ну и что? У каждого народа своё умение. А побывать в другом мире и ничего в нём не увидеть – глупее ничего не придумаешь, – Эрин, недовольный, взял ранец и меч, и ушёл в сарай.

– Ты тоже со мной не согласен, Бальсар? Ты же без моей опеки прожил намного дольше Эрина.

– Я понимаю тебя, Василий. Не переживай, я поговорю с ним. Ты не знаешь гномов – они своеобразный народ. Талантливый и самолюбивый, как и все талантливые люди.

– Разве гномы – люди?! Я думал, что это совсем другая раса.

– Послушай, выйдя во двор, я насчитал пять видов разных птиц. Я видел ворону, синицу, воробья, голубя и, за соседским забором, курицу. Между ними общего меньше, чем между людьми и гномами, хотя ты не будешь спорить, что все они – птицы. Мне не приходилось слышать, чтобы эти пять различных видов паровались между собой. Не говорю уже о потомстве от таких пар. А общих детей людей и гномов я видел собственными глазами, – маг показал, для убедительности, пальцем на свои ярко-голубые глаза, – Подобные связи, правда, не приветствуют ни те, ни другие, но и не преследуют за них.

– Странно слышать, что, если, как ты говоришь, эти связи не приветствуют, за них не преследуют.

– Это потому, что в твоём мире другие отношения между людьми. Вы можете, видимо, позволить себе неуважение к окружающим, не видя в этом ни зла для них, ни опасности для себя. У нас люди, которые так ведут себя, долго не живут. Неуважение неизбежно ведёт к поединку. Обидчику приходится иметь дело и с человеческой роднёй обиженного, и со всем племенем гномов. А это не под силу даже самому лучшему мастеру меча.

– На него нападают все вместе?

– Ни в коем случае. Но каждый поединщик выходит на бой со своим оружием. Это значит, что у гнома все преимущества – непробиваемые доспехи и пробивающее любую защиту лезвие. Видел бы ты Эрина в бою – тогда бы не удивлялся.

– Но ведь и обидчик может быть вооружён приобретенным у гномов оружием и одет в доспехи их же работы!

– Самое лучшее гномы не продают. Самое лучшее они оставляют себе, для личного пользования. У них масса секретов в обработке металлов, и они их тщательно берегут. Так что, как видишь, шансов выжить у обидчика – практически нет.

– Он же может сбежать, скрыться. Постоянно переезжать с места на место.

– Не проще ли принимать окружающих такими, как они есть, не нанося им обид своим неуважением, чем бегать потом всю жизнь из-за одного единственного момента, одного проявления несдержанности? Да и бегство, как правило, не спасает. Не так-то легко скрыться от преследования гномов. Они самолюбивы, как я уже сказал, и никогда не отступаются от принятых решений.

– Я вижу, Соргон – не самое приятное место для жизни. Всё время оглядывайся, чтобы случайно не задеть чьё-нибудь слишком щепетильное понятие о чести. Как вы вообще доживаете до зрелых лет? Не говоря уже о старости. Тебя не трогают, потому что – маг?

– Мы с тобой говорили о смешанных браках и детях-метисах. Это самая щекотливая тема у населяющих Соргон народов, и самая оберегаемая от грубого вмешательства. У нас происходят не одни только поединки. Мы, Василий, ещё и живём, и работаем. Не думай, что улицы наших городов залиты кровью и усыпаны трупами. Наша жизнь достаточно тиха и спокойна.

– И вы от этой тихой жизни сбежали в мой мир. Что-то не сходятся в твоих рассуждениях концы с концами, Бальсар. Я понимаю, что вы не дерётесь на поединках с утра до вечера, но риск не дожить до старости у вас очень велик. Не ты задерёшься, так тебя задерут. А история с вашими королями показывает, что нет безопасности даже на вершине вашего общества.

– История с королями не имеет никакого отношения к поединкам. При чём здесь защита оскорблённой чести? Всего лишь борьба за власть. Разве в твоём мире не борются за право командовать остальными?

– С чего ты взял? Ты же ещё ничего не знаешь о моём мире!

– Кое-что уже знаю. Из сказанного тобой Эрину я делаю вывод, что ваши властители обезопасили свою власть, запретив иметь оружие в личном пользовании. Иначе зачем ты предупреждал Эрина, чтобы на выставлял напоказ меч? Поединки у вас запрещены законом, и ты не веришь в его справедливость и разумность, если опасаешься оказаться либо в тюрьме, либо в сумасшедшем доме. У нас любой может вызвать на поединок даже короля, если тот оскорбит его.

– У вас свободный доступ к королю?

– Нет. Это было бы не разумно. Один человек не в состоянии принять всех желающих. Но вызов ему можно передать письменно или через кого-нибудь из свиты, охраны... Да способов полно. И обоснованный вызов будет принят.

– А кто решает, обоснован ли вызов?

– Сам король.

– Так он откажется от любого опасного вызова!

– Вызовы королю бывают двух видов: вызов, брошенный человеку, и вызов королю, как государству. От вызова человеку король не может отказаться ни при каких обстоятельствах. Вызов же государству обычно рассматривается как последняя возможность добиться справедливости и защититься от произвола чиновников. За таким вызовом следует судебное разбирательство под председательством короля с вынесением справедливого приговора. При необходимости может быть изменён и закон, если его формулировка приводит к несправедливости.

– Тебя послушать – прямо идеальное государственное устройство. Всех нехороших убивают на поединках, а хороших защищает король.

– Идеальным государство не может быть, потому что создано и управляется людьми – существами, очень далёкими от идеала. Сам видишь, раз мы здесь. В государстве главное – обеспечить населению мирную жизнь и снизить до минимума несправедливость в отношениях между людьми. Этим и хороши Хрустальные Короны, что вопрос верховной власти решён всегда однозначно и в интересах большинства населения.

– Это большинство не спасло своих королей. Значит, не так сильно заинтересовано во власти, предоставляемой Коронами.

– Чтобы поднять большинство на защиту власти, необходимо знать, от кого её защищать. Насколько я знаю, ни король Фирсофф Раттанарский, ни его окружение так и не поняли, с каким врагом имеют дело. Думаю, они так и погибли, не узнав. Преимущество любого заговорщика в том, что он знает, чего хочет, каким путём будет этого добиваться и когда выступит. От общества его планы, как правило, скрыты. Если заговор не раскрыт вовремя, он может быть успешным некоторое время. Потом, конечно, всё восстановится. Надеюсь, что восстановится, – Бальсар огорчённо вздохнул, – Ты не представляешь, Василий, какой хаос начнётся в Соргоне, если Короны не вернутся к власти.

– Ты говоришь о ней, как о живом существе, – Василий кивнул на Хрустальную Корону. – Обыкновенная вещь, только со своим секретом.

– Она, конечно, вещь, и сделана человеческими руками, но она не просто вещь для жителей Раттанара, и для меня в том числе. Она – символ надёжности и гарантия мира для нас. Пока существует Корона, у нас есть уверенность в будущем. Для человека, привыкшего жить плодами своего труда, это – главное в жизни. Не знаю, понимаешь ли ты меня?

– Надеюсь, что понимаю. Стабильность и уверенность в будущем – это, действительно, много значит для человека, живущего плодами своего труда, – Василию вдруг захотелось рассказать Бальсару, что он сам недавно жил в подобных условиях, и что эта стабильность рухнула на его глазах. Рухнула из-за борьбы за власть крутившихся у её вершины людей, вместе с властью присвоивших и чужое имущество, и продолжающих грызться за него друг с другом, и объясняющих всё это интересами народа.

Подумал – и промолчал. Какое дело Бальсару до бедствий этого мира. Ему и своих неприятностей хватает.

«Сам-то я чем их лучше? Разве не за деньгами, не за богатством, дающим если не власть, то большую независимость, я в коммерцию полез? И кто мне виноват, что прогорел дважды, потому что взялся не за своё дело? С наскока коммерсантом не станешь, тут тоже нужны талант или знания, а лучше – и то, и другое».

– Я понимаю тебя, Бальсар. Но уверен ли ты, что хорошо лишать людей возможности занять в обществе верхнюю ступеньку, если есть такая возможность и такое желание?

– Ты веришь, что человек, рвущийся к власти, будет хорош для кого-то, кроме себя и верного ему окружения? Ты веришь, что человек, захвативший власть силой или хитростью, станет заботиться о людях, по головам которых дошёл до вершины? Да его единственной заботой станет так укрепить свою власть, чтобы никто не смог пройти по его следам. А таких будет очень много, потому что люди подумают: «Он смог, пробился! Я чем хуже? Я – тоже хочу!» Будет ли справедливость при таком правителе? Я – сомневаюсь. А – ты?