- Ну давай все-таки сходим, а? Ну пожалуйста, Миш, ну давай сходим! Настя, схватив Мишину руку, безуспешно пыталась тянуть его за собой. Мальчик стоял на месте и смеялся над девочкой, раскрасневшейся и пыхтящей, как бульдог. Он был даже и не против пойти, но ему хотелось чуть-чуть ее помучить, чтобы хоть пять минуток понаслаждаться собственной силой и значимостью. А Настя все тянула и тянула, и личико у нее при этом было до смешного серьезным и красным. Миша на секунду расслабился и они, завалившись на газон, дружно захохотали. Миша смахнул с глаза слезу. - Классно получилось, да? Настя сидела и растирала ушибленное колено. - Классно, Миш, только коленку ушибла. Болит. Думаешь, не перелом? Миша посмотрел на коленку и отрицательно покачал головой. - Не, когда перелом - раздувается. Ну, как у слона. Или кости торчат. Настя скорчила брезгливую гримасу. - Фу, Миш, гадость. Ну, пойдем тогда? - А нога? - Да ну ее. Пойдем! - Ладно, пойдем. И они пошли по дороге мимо аккуратненьких дачных домиков и цветущих яблонь, весело размахивая руками и то и дело смеясь - так, без причины. Пройдя через жиденький лесочек, они наконец-то пришли туда, куда хотели, и остановились, восторженно глядя по сторонам. - Миш, как же тут все-таки, а? - Ага. Классно. Перед ними раскинулось поле - настоящее, огромное весеннее поле, с высокой зеленой травой, с редкими островками берез и сосенок и с чистым- чистым бескрайним небом. Настя принюхалась смешно наморщив носик. - Душицей пахнет. - Дура ты, Насть. Рано еще душице. - Все равно пахнет. И земляникой тоже пахнет. - И землянике рано. - И все равно - пахнет! - Настя обиженно оттопырила губу и отвернулась. - Да ладно тебе, не дуйся. Побежали лучше наперегонки. Миша сорвался с места и побежал - быстро-быстро, как только мог. Настя кое-как бежала за ним следом, и готова была вот-вот расплакаться. - Миш! Миш, у меня коленка больная, не могу за тобой угнаться!Ну Миш! Мииишааа! Девочка споткнулась и упала - на сей раз не на газон, а в высокую траву, дикую и колючую. Миша подбежал к ней и сел рядом на корточки. - Ничего не сломала? - Нет, вроде. - сказала Настя и всхлипнула. - Ладно, рева, нормально все будет. Что ж ты бежала? - Ты же сам сказал бежать, Миш! - Ну и что теперь, а если я...вон, с обрыва скажу тебе броситься - бросишься? Миша сделал серьезное и даже суровое лицо, какое обычно делал его папа, говоря мальчику то же самое. Настя посмотрела на друга с опаской. - А ты что, можешь и такое сказать? - Тьфу. Дура ты, Настька. - Сам дурак. Настя внезапно схватила Мишу за руку и резко потянула на себя. Он не смог удержать равновесие и упал рядом, растерянно оглядываясь. - Ой. - То-то же, Миш, будешь знать! - Настя улыбнулась мальчику и убрала маленького паучка с его щеки. - Как, Миш? Красиво же тут! И травой пахнет. - Ага, классно. А потом они легли в траву и молча смотрели на небо, пока не стемнело. - Миш? - Ау? - А уже звезды на небе появились. Давай считать? - Дура ты, Настьк. Их же миллиард. - А вдруг меньше? Давай сосчитаем и проверим! - Ну ты как хочешь, а я книжки читал и знаю, что не меньше. - Что, правда там написано, что миллиард? Миша с умным видом кивнул. - Ага. - Понятно. - Настя еще с минуту смотрела на звезды, будто прикидывая что-то в голове, а потом повернулась к Мише. - Миш, а, Миш...давай мы когда домой вернемся, напишем друг другу письма. - Это еще зачем? Мы же в соседних домах живем. - Неее, Миш, не такие письма. Мы себе в будущее письма напишем, ну, скажем, двадцатилетним себе. Я - тебе, ты - мне. Положим в коробку и спрячем где-нибудь, а потом, когда нам будет по двадцать - прочитаем. Весело же, Миш! Миша задумался. - Ну...попробовать можно. А что если кто-то из нас в другой город переедет? - Значит, пусть почтой перешлет тот, кто не переехал. - Ага. Ну давай. - Класс! Ну что, пойдем тогда? - Ага, пошли. И они пошли обратно, то и дело запинаясь и хватаясь друг за дружку, чтобы не упасть. *** Миша открыл дверь оградки. Она неприятно скрипнула. "Надо бы смазать" - подумал он. Юноша сел на на лавочку - перекошенную, с облупившейся синей краской - и достал из рюкзака конверт с надписью "Мишке Воробьеву, 20 лет, от Насти". Порвав его, он начал читать письмо: "Привет, Миш! Я вот сейчас только вернулась домой и сразу начала писать тебе. Правда, классно я все-таки придумала? Сегодня был хороший день, мы с тобой ходили в поле и лежали там в траве до самой ночи, смотря в небо. И все-таки, Миш, звезд не миллиард, так что врут твои книжки. Мама сказала, их гораздо больше. Вот так. Так интересно, каким ты будешь тогда, когда будешь читать это письмо. Наверное, высоким и красивым, а может, даже с усами. Я уверена, что ты очень изменишься, но все равно будешь моим лучшим другом, и мы с тобой будем лежать в поле и смотреть на звезды. Может, мы даже поженимся. Представляешь, Миш? Ах да, чего тебе представлять, ведь, если ты это читаешь - тебе уже двадцать. Интересно, что ты написал мне. Я очень хочу побыстрее почитать, поэтому постараюсь расти изо всех сил. Ты, наверное, совсем уже другой и больше никогда меня не обижаешь. Я иногда из-за тебя расстраиваюсь и даже плачу, но мама говорит, это ты так себя ведешь не потому, что злой, а потому, что мальчики всегда так ведут себя с девочками, которые им нравятся. Интересно, я нравлюсь тебе. Ладно, Миш, на меня мама уже ругается, спать зовет, я пойду. Интересно, а я изменилась? Мне почему-то кажется, что совсем не изменилась. Ладно, я пошла, Миш. Пока!" Миша улыбнулся - очень нежно и грустно. - Дура ты, Настька. Конечно, не изменилась. Он достал из рюкзака второй конверт и, положив его у подножия большого серого камня, ушел. На камне был выгравирован портрет маленькой смешной девочки с двумя косичками и ниже было высечено "Селезнева Анастасия Ивановна 20.05.1987-12.09.1995" |
Администрация // Объявления
