Поблескивая гранями всех тем, которые приходили в голову в единый отрезок времени, стихотворение падает на читателя ворохом информации. Информации, по сути, либо ненужной, либо всем известной. Подобно СМИ, автор терзает мозг читателя смесью пионеров с гитлерюгендом, мемуарами детства, самопозиционированием и невыполненными обещаниями жизни.
Описательное начало построено на том простом факте, что людям нравятся пейзажи и необычные эпитеты. Описание ловкое, но искуственное.

Прохлада рассвета скользнула
В застывшую гладь.

Возникает идиотский вопрос: «От чего застыла гладь?» И гладь чего?
Если уж в самом начале идет описание, оно должно водворять читателя в стих. А тут получается либо застывшая гладь озера, и тогда мы переносимся по крайней мере к субурбию, либо застывшая гладь кучки дерьма, которую наложил пьяный бомж перед качелями на детской площадке, а это у нас, извините, советское гетто типа улицы Краснодарской или Рязанского проспекта.

И молча печально и грустно
Смотрела трава.

Прохлада скользнула (!) в гладь, а трава на все это грустно смотрела. Я, конечно, ярый сторонник травы, но растафарианская лирика веселее как-то будет...

Качели упрямо скрипели
Унылый мотив.
О том, как легко, если
Ноги по горло в земле.

А тут, судя по всему, отголоски советского гетто. Маяковский с его «я люблю смотреть, как умирают дети», отсутствие личной свободы и дешевый портвишок в гараже друга старшего брата в середине января. Качали, правда, банально, но спишем на советское прошлое, которое было банальным у всех.

Они обещали отправить
Меня в облака,
И пели они:" Ты только
Качни нас слегка!"

Затем ступает артиллерия сентиментальных мемуаров с привкус необратимости. Тоже банально, но уже значительно скучнее.

И окна прозрачной мне
Улыбались слезой,

Вообще тоска.

И песни желудка мне
Серою болью в висок.

А вот здесь — отличный образ. «Песни желудка» с «серой болью висок» - лучший момент стихотворения. Можете его смело читать, а остальное — выбросить ежикам.

А в синем мешке наивно
Прятался кот,
Пытаясь сокрыть от меня
Шило и сон.

Наивный кот в мешке с шилом... М-да... На самом деле, детализация абстрактного образа вовсе не означает, что он будет точным и сильным. Он всего лишь будь поблескивать деталями, которые не дают ровным счетом ничего. Похвально, конечно, что автор — native speaker русского языка, но то же самое мог бы выдать и генератор случайных слов, если настроить его на желаемую пропорцию «существительное/глагол».

Да только меня поутру
Живьем не возьмешь.
Я слишком тиха,
Я слишком слаба и мудра.

И основной удар. Эти 4 строчки — ядро стихотворения. Жуткая попса для глупеньких девочек, у которых все слова, не охваченные диапазоном «Русского радио» вызывают крайне неприятную и прочную идиосинкразию. Самопозиционирование пафосное, но неоправданное. А игра противопоставлениями смотрится откровенно жалко.

А дети под музыку строем
Шагали на смерть.
Скамейка блестнула последним
Лучом и углем.
А после сгорела в холодном
Рассветном огне.

И снова советское прошлое в стиле «мы из гетто». Смесь детской попсы и старушечьей минор-мемори смотрится как-то неадекватно и пошло одновременно.

Вот так начинался день..

И хочется спросить: «А х**и толку?»

Итог: попса для думующей части фэгготов с элементами советского гетто и оттенком сюра. Автор пытается играть словами и приемами, но получается у него мало. Скучно, банально, без эмоций, да и без смысла. Туннели мыслей предсказуемы, а итоговый счет на табло не горит.