ГЛАВА 3.
Примечание. Автор ещё раз и ещё раз не устаёт напоминать о плной антипедагогичности, антидокументальности и антибиографичности нижеприводимого текста. Сексуальная ориентация героини эпопеи может не иметь ничего общего с сексуальной ориентацией НИ ОДНОЙ из поэтесс, выступающих под псевдонимом Лилит, а любые совпадения, как это любят оговаривать в кино, следует считать исключительно случайными... Кроме того, новым читателям я обязан напомнить, что перед ними вообще не самостоятельное произведение, а лишь пародия на текст оригинала ( LILITH "Нищий 2.Окно в мир цвета индиго" ) В своей одиннадцатой, – киевской, – жизни Рыжая Лилит называлась Алисой Ногодь и росла домашним, вдумчивым, немного замкнутым ребёнком. Когда посторонние узнавали её фамилию, то думали, что у девочки просто насморк, и на всякий случай сторонились её, боясь заразиться гриппом. Даже увлёкшие её в девять лет кратковременные сеансы пытки слайдоскопом ( см. предыдущую главу ), – вероятно, тоже физиотерапия от насморка, – на самом деле, были лишь приятной передышкой на фоне ежедневной трёх-четырёхчасовой пытки фортепиано и нотными партитурами. Однажды она прочитала в книге, что, поскольку, земля вертится, то, если, как следует, подпрыгнуть, приземлиться можно совсем не там, и не в том месте, где ты подпрыгивал. Тем более, что во взрослых книгах и фильмах ей столько раз встречалось упоминание о том, что земля спопобна, странным образом, сама собой пускаться в движение и уплывать из-под ног. Она неоднократно и честно пыталась подпрыгнуть, – над паркетом, над линолеумом, над ковровой дорожкой, на открытом воздухе, – над асфальтом и над свежевскопанными дачными грядками... Но результат оставался всегда одним и тем же; и причиной была, видимо, либо порождённая замкнутостью её лёгкая упитанность, либо какой-то ещё, доселе неучтённый ей фактор. В одиннадцать лет её впервые отправили отдыхать одну в летний, – тогда ещё произносили "пионерский", – лагерь под Феодосией. Миловидная вожатая Аля была предупреждена, что перед ней нежное, вдумчивое, но очень домашнее дитя; первые дни, особенно первые ночи. может скучать за родителями, плохо спать в такой огромной палате, – и та пообещала проявить внимание. Когда Алиса впервые ступила на порог палаты, с тесно, – попарно, – сдвинутыми койками, вероятно, она зацепилась, одновременно обоими босоножками, за одну из плохо прибитых досок порога, во всяком случае, впервые в жизни она испытала неведомое, но столь долгожданное чувство: крашенный, дощатый, с проглядывающими шляпками гвоздей, пол многоместной девочковой палаты медленно, затем всё быстрее, пришёл в движение, тихо уплывая из-под её ног. Её соседку, – по сдвинутой койке, – звали Алёна Локодь. Знакомые, услышав фамилию, тоже сторонились её, боясь, что у девочки грипп; и она росла ребёнком ещё более замкнутым, не говоря уже о том, что ещё и несколько более упитанным; кроме пытки фортепиано в её жизни была ещё пытка акварелью и этюдником, а уж пятнадцатиминутный сеанс облучения слайдоскопом ( всё из той же главы ) её неокрепшее тело восприняло бы просто, как спасительную релаксацию... Неделю – две малообщительные девочки общались, и впрямь,что и говорить,... мало. Но вскоре ситуацию резко изменил внезапно налетевший на Феодосию ледяной циклон, к которому оказались неприспособленными ни фанерные стены палат, ни летние, в одно стекло, окна, ни тонкие легерные одеяла. Ночью в палатах, как при далёкой бомбёжке, мерцал свет, гудели незаконопаченные трещины, дребезжали сами собой открывавшиеся и захлопывавшиеся форточки. На третью ночь буйства стихии, Алиса решилась спросить у юной неразговорчивой соседки, глядя на её подушку, лежавшую вместо изголовья, далеко на одеяле, и, заодно с рюкзаком и скомканным полотенцем, согревавшую ноги, --... – У тебя тоже мёрзнут ступни?... – У меня всё мёрзнет... – после некоторого молчания призналась та, – вообще всё... – Все эти три дня? – С самого начала смены... – И ты молчала? А я-то думала, что у тебя всё хорошо!... – А ты?!... И тогда Алиса убедилась, что из под ног может уплывать не только почва, но и вся огромная многоместная палата: стены, тумбочки, занавески, – приходить в одновременное размеренное движение; койки – водить по ночной палате безмолвный хоровод, а два тела под переплетёнными одеялами – парИть в воздухе, ожидая, пока вернувшиеся и занявшие в точности свои места, постели примут обратно свой нежный полуобессилевший груз... По утрам, на зарядку, подружки выбегали бодрые, похудевшие, хотя и заметно невыспавшиеся. Было солнечно и тепло, когда неизвестно что заподозрившие родители забрали Алёну с полусмены, а великодушная вожатая Аля, вспомнив о своём обещании, и, подумав, что теперь домашнему ребёнку станет совсем пусто и одиноко, особенно ночью, рядом с голой сеткой или незастеленным матрацем, – и решила хотя бы на эту одну ночь переселить девочку к себе, на пустующую кровать в двуместной вожатской палате. Алиса обустраивалась на новом месте, ощущая, буквально вдыхая, волнующий аромат тела взрослой девушки, разглядывая её вещи... Когда на столике её глазам предстало удостоверение на имя Алевтины Слякодь и книга " Советы для желающих похудеть ", она снова и снова ощутила, как клетки линолеума и пластиковый прикроватный коврик начинают своё уже знакомое и безмолвное уплывающее движение из под её подошв... Благодарная и похудевшая Алевтина привозила из города цветы и фрукты. Какими-то правдами или неправдами она добилась, того, чтобы за отличную общественную работу и прекрасную спортивную подготовку её младшая подопечная была награждена бесплатной добавочной половиной смены. Одним из вечеров Алевтина вернулась в слезах и сообщила, что её срочно вызывают в Москву на пересдачу сессии, и она должна сдавать комнату; что свободных коек сейчас нет больше нигде и ни в одной палате, а её, Алису, будущую Лилит, прямо сейчас, вечером вызывает к себе начальница лагеря, со всеми вещами; для собеседования... Несчастная Алиса уже явственно представляла себе общение со средних лет начальственной грымзой, которую раньше никогда не видела в глаза.
В двуспальном номере люкс административного корпуса пахло дорогой парфюмерией, Дальний угол интерьера занимали изощрённые тренажёры, мини-солярий, мини-сауна. Алиса резко подняла голову, и перед ней на пороге стояло причудливое создание, именно создание: ровесница, если не младшая, сразу куда-то исчезнувшей Алевтины, с телом ( под вечерним-то платьем... ) девы-инструктора по шейпингу и одновременно по фитнессу, и с белыми, – какими-то почти противоестественно и ослепительно, белыми волосами. – Сейчас я вернусь, и мы немного побеседуем, – сказала она, стоя в дверях. Было это явью или сном?... Алиса сидела, зажмурив глаза, не позволяя роскошному ковру, уже начавшему предательски уплывать из-под её вьетнамок, продолжать свой, такой до боли знакомый путь. Вероятно, действительно, сном, потому что, когда она вновь открыла глаза, на пороге люкса стояли её родители, ничем не обеспокоенные, но просто соскучившиеся,– за полторы смены, – за своей ненаглядной дочерью и приехавшие, чтобы, наконец, забрать её домой...
Когда Лилит исполнилось восемнадцать, родители вызвали её на семейный совет и намекнули, что подружки и одноклассницы – это, конечно, очень красиво, чисто и романтично, а главное, безопасно, но отношения с противоположным полом могут быть не менее интересной и захватывающей страницей в жизни, и на этой ниве тоже, обязательно, стОит попробовать свои силы. Лилит ( что она могла ещё сказать?... ) ответила, что непременно обещает это проделать и в самые ближайшие сроки упомянутые силы обязательно попробовать.
Переворачивать эту новую для себя страницу в жизни почему-то совершенно не хотелось спешить. Вот уже месяц или больше, как Лилит посещала Литклуб, и он был для неё огромным тёплым океаном рук, губ, нежно-полосатых тигровых кисточек, ласковых и таких же полосатых ёршиков для посуды, японских заколок в волосах, жемчужных ракушек, хищных водоэмульсионных глазок nn. Девушки из сообщества "Павел Феникс", объединённые любовью к одноименному литературному кумиру, познакомившись с Лилит, в одночасье сменили свою сексуальную ориентацию, а своё сообщество переименовали в "Farwell, Penis". Даже прекрасную Sunrin, которая, обессилев после самых утончённых ласк, укладывалась на бок и, подобно сорвавшемуся с золотой цепи Волшебному Коту, начинала сладко нашёптывать сказки о мальчиках, Лилит заботливо переворачивала на другой бок, дабы послушать, уж лучше, сказки о девочках...
Когда в клубе сама собой появилась маленькая перламутровая раковина новорождённой Тридакны, сразу же взявшая за обыкновение отхватывать вместе с пальцами доверчиво подносимые к ней прозаические или стихотворные тексты ( тексты она возвращала, мелко исчёрканные журналистскими комментариями, а пальцев не возвращала никогда... ), Лилит, как музыкальная особа, сразу же застраховала свои ненаглядные ручки на огромную сумму. Но даже это не спасло от соблазна похвастать новым циклом стихов, тем более, что это был вольный перевод, с французского, – либретто " Ловцов жемчуга " Жоржа Бизе... Она ощутила, как нечто неведомое, там, в глубине раковины тихо поцеловало её в самые кончики пальцев; и тогда она, наклонясь и слегка улыбнувшись, прошептала в приоткрытую створку: – ...Подожди немного. Как только ты подрастёшь до человеческих размеров, то обязательно заполучишь меня. Сразу и всю. Разве только, одежду, чтобы она не мешала, я оставлю лежать снаружи... Но обещание, данное родителям, тоже надо было выполнять...
Главное – быстро! – размышляла Лилит, – никаких колебаний: познакомилась, сразу за рукав – и к себе, в смысле, – домой... Литературный клуб, – видимо в предчувствие новой переворачиваемой страницы жизни, – встретил Лилит продувным ветром и ледяным холодом. На дворе была зима; в помещении вторую неделю не топили. Птицы и обезьяны улетели в тёплые края; четвероногие перешли на сухой корм; раковины моллюсков обросли белым тюленьим мехом и, плотно захлопнувшись, подобно подводной лодке капитана Немо, опустились на самое дно аквариумов; а большинство собравшихся тусовались за столиками в ушанках и ватниках. Первое же миловидное существо отрекомендовалось Мишей, и Лилит, схватив это существо за рукав, без лишних слов потащила к себе. В домашнем тепле из-под ватника показалось нежное эротическое бельё, а из-под ушанки – очаровательные женские локоны. – Ты, этого, баба?... – остолбенела от неожиданности Лилит. – Ну да, а чё, – Баба Миша... Из её сумки, тем временем, выпала огромная косметичка, а из косметички, среди прчего, до боли знакомые полосатые ёршики для посуды. – Смотреть надо было повнимательней, – размышляла Лилит после волшебной, зеленоглазой, тигрино-полосатой, с нежными ёршиками, ночи, – следующий раз буду обращать внимание на сумку: ведь сразу видно, женская она или какая-то другая...
Новый незнакомец с увесистым, явно мужским, кейсом представился Айс Ти, но Лилит, даже не дослушав сложного псевдонима, уже отработанным жестом дзюдоистки схватила его за рукав и быстро потянула за собой. Когда в домашнем тепле из-под ватника показалось знакомое волнующее бельё, а из-под шапки – локоны, Лилит не могла связать двух слов от изумления и потому даже не стала задавать дополнительных вопросов; а из кейса, тем временем уже выпадала знакомая сумочка, из сумочки – косметичка, а из косметички – ёршики. – Всё, – размышляла наутро замученная ласками и спецсредствами Лилит, – никаих компромиссов, никаких кейсов; только чемоданы. Огромные, мужские, неподъёмные для женского пола, изначально, даже при большом желании!...
Незнакомец с гигантским чемоданом, тем не менее, странным образом походил лицом на вчерашнего Айс-Ти, и Лилит даже решила предварить неминуемое знакомство наводящими расспросами. – Извините, вы случайно не Айс-Ти? – поинтересовалась она. – Я вообще Не Айс, – загадочно улыбаясь ответил незнакомец. Сильные музыкальные пальцы Лилит уже крепко сжимали рукав его ватника. В тепле с, математической исправностью и точностью, из-под зимнего облачения показались бельё и локоны, а из чемодана выпал кейс, из кейса сумочка, из сумочки – косметичка, а уж из косметички --... Лилит даже не стала узнавать; комната привычно уплывала из-под её ног.
продолжение следует |
Библиотека // Объявления
