Уютная комната отдыха при отделении «Скорой помощи», вопреки обыкновению не была пустой. Четыре человека давно знающие свое дело и друг друга. Водитель Иваныч, громадный пожилой человек, с тридцатилетним стажем. Зоя Федоровна, хрупкая на вид блондинка. Женя, мед брат, внешне больше похожий на медведя гризли. И Томочка, диспетчер. - А я не понимаю, - бушевал обычно добродушный Иваныч, - не понимаю зачем… - Но это наш долг, - робко не соглашалась Зоя Федоровна, - мы просто обязаны спасать этих дурачков… - Зоя Федоровна, - вклинилась в разговор Тома, - но поймите вы, только за сегодняшнюю, вашу же смену, шесть вызовов на случаи суицида. Иваныч прав. - Нет, - неожиданно твердо произнесла Зоя Федоровна, - я лично, давала клятву помогать, всеми доступными средствами, всем страждущим. - Зоя, - пророкотал Иваныч, - но если человек хочет уйти из жизни… ну очень хочет. По-моему делать здесь что-либо просто бесполезно. - Иваныч, а ты уверен? – хмуро спросил Женя. - В чем? - В том, что это бессмысленно. - Я, лично, да. - А я нет. Да, бросаться непонятно куда, к кому, просто глупо. Хоть в этом и состоит наша работа. Ведь человек пошедший на самоубийство, почти наверняка обречен. А если они выживают? Ну и что … что с такими делают, а?
В комнате повисло тягостное молчание.
- Вот именно. После двух дней стационара их отправляют домой. Fenita la comedia. Вешайся дальше. А о том, что все случаи суицида имеют какую-нибудь причину, не думают. И вот эту вот причину и надо вычислять. Причем желательно до того как …
Тут в диспетчерской раздался звонок. Томочка спохватившись, бросилась к телефону. В комнате вновь повисла звенящая тишина. Через пару мгновений Тома вернулась.
- Героев 2. Суицид. Молодой человек, 23 года, еще жив … Трое представителей бригады «Скорой помощи», не рассуждая, бросились к машине. Темноту ночного города разрывал пронзительный вой спецмашины. Хмурый Иваныч сквозь зубы матерился на качество разбитых дорог. Зоя Федоровна и Женя готовили все необходимое. Горький опыт не прошел даром. Иваныч лихо заехал во двор и остановился впритык к толпе зевак. Женя по привычке выбрался первым. Это был их обычный трюк. Одного взгляда на него хватало, что б перед ними образовался необходимый коридор к пострадавшему. После краткого осмотра Женя и Зоя Федоровна с обреченной безнадежностью переглянулись. Все. Парень обречен. Перелом основания черепа, перелом позвонков шейного отдела и все признаки внутреннего кровоизлияния. Паренек что-то прошептал. Женя, обладающий острым слухом, наклонился практически к самым губам. - Ну, вот … пора … мне. Вперед … за мной … еще …
Судорожно всхлипнув, парень замер. Он был мертв.
* * * Утро. Яркий солнечный свет, словно насмешка мрачному настроению Жени, заливал радостью просыпающийся город. Женя присел на скамейку. Перед внутренним взором представали люди, те самые с кем он столкнулся за ночную смену. «Что же, черт возьми, их толкает на самоубийство? Что имел в виду тот паренек своим непонятным призывом? Вроде бы все благополучные люди, а все туда же …». Женя усмехнулся своим мыслям. - А что меня держит на этом свете? И, правда. Отца он не помнил. Мать инвалид давно уж покоится в земле. Собственно она и не мать ему. Просто вторая жена беспутного папаши. Однако она искренне считала Женю своим сыном. Домой идти не хотелось. Пустая, не уютная однокомнатная квартирка на окраине города, не прельщала своей звенящей пустотой. Ни жены, ни детей, даже подруги и то нет. Вдруг вспомнись слова сержанта срочной службы, который говорил ему: - Если ты хочешь хоть что-то узнать о человеке после его смерти, приди на то место, где он откинул копыта… «А что, - подумал Женя - здравая мысль». Он встал и пошел на улицу Героев. Унылый блочный дом, рядовая застройка. Женя зашел в третий подъезд и поднялся на девятый этаж. А там по пожарной лестнице на крышу. По совести, говоря, Женя высоту недолюбливал. Конечно, два года в ВДВ подавили панический страх перед высотой, но любви к ней не добавили. Однако переборов себя Женя подошел к самому краю и посмотрел на восходящее солнце. Ярко-желтый солнечный диск, не высоко поднявшийся над горизонтом, обещал погожий день. Теплый ветер вносил успокоение в разрозненные мысли и дарил покой истерзанной думами душе. Женя подошел к самому краю крыши. Подумав, он сел, свесив ноги вниз, и закурил. Бездна, открывшаяся под ногами больше не пугала. Скорее наоборот. Она звала к себе, обещая подарить покой, вечное успокоение. - Наверное, нечто подобное тот тоже испытал, – подумал он. Вдруг его охватило какое-то озарение. - Господи, да они же все просто устали. Они не просто слабаки. Нет, наверное, среди них не мало и таких, но … не может ли случится, так что они сильнее и умнее большинства. Женя вскочил и в смятении начал мерить шагами ставшую вдруг тесной крышу. - Они знали это, … они знали. Господи ведь все так просто. Духовной, да и материальной пищи на всех просто не хватает. Кто-то должен уйти. Предоставить возможность менее умным наконец-то поумнеть, выжить, возродиться в новых поколениях истинным «Человеком разумным». Женя замер. Он понял еще одну мысль. Это знание является признаком слабости. Слабость через силу. Никто его не поймет. Никто. - Я лишнее звено в структуре этого мира. Я знаю, а значит, я слаб. Я должен уйти. Что бы выжили другие … Женя достал блокнот и ручку, с которыми никогда не расставался и начал писать. Он не имел права уйти просто так. Он обязан был оставить послание Зое Федоровне и Иванычу. Через сорок минут он закончил. Женя снова подошел к краю крыши и оглянулся. Прекрасный мир спрятал грязь и муть своего существа. Ему вдруг стало жалко покидать этот, далеко не самый худший мир. Женя вздохнул, улыбнулся и сделал шаг вперед …
* * *
Кратковременная боль, словно прохлада, уставшему путнику, осталась позади. Неведомая сила тянула Евгения в высь, к неведомым мирам. Темный, невидимый, но ощутимый тоннель. Легкость полета, сравнима с легкостью падения. Только лучше, радостней. Яркий свет, еще такой далекий, манил к себе своей теплотой и какой-то Великой Истиной. Яркий свет близился до тех пор, пока не превратился в яркий проход в Неведомое. Женя остановился на самом краю. На пороге стояла женщина.
- Мама? – растеряно произнес он. - Да сынок, это я. Женя опустился на колени. Далекая, казалось когда-то несбыточная, мечта сбылась. Он прислонился к руке той, которую много лет звал мамой. - Мама, я так скучал по тебе. - Я знаю, родимый. Я тоже очень скучала по тебе. - Мам, я тебя больше никогда не покину. - Ни когда не говори, ни когда. Женя удивленно поднял глаза. - Но я ж умер. - Не совсем. Пойми, тебе еще рано. Ты не закончил того, что начал. - Что именно. - Институт самоубийства. То, что еще называют «эффектом лемминга». Женя нахмурился. - Но я хочу остаться здесь, с тобою. - Я все понимаю. Но ты обязан. Многие не могут попасть сюда. Природные противоречия приковывает множество душ к земле. И твоя обязанность спасти хотя бы кого-нибудь. Ты понимаешь меня? Женя тоскливо кивнул. Он и при жизни не мог врать матери, а здесь это было просто невозможно. - Поэтому, сынок, тебе надо вернуться обратно. - Но мы еще увидимся, мама? - Обязательно родной. Обязательно еще встретимся. Тут раздался звук, чем-то похожий на бьющиеся тарелки. Неведомая сила, до этого возносившая Женю в высь, с невообразимой скоростью тянула обратно. Удар. Мрак. Женя почувствовал, тянущую боль. С трудом он открыл глаза. Первое что он увидел, были лица близких ему людей. Иваныч и Зоя Федоровна. - Что ж натворил, дурачок, – тихо произнесла Зоя Федоровна. - Вы уж простите меня, Зоя Федоровна, - тихо произнес Женя – так просто получилось. - И что теперь, - грубовато спросил Иваныч, - будешь теперь по новой… - Нет, - сказал Женя. Он помолчал и, улыбнувшись, произнес. - Я буду учиться на психолога. Изучать «эффект лемминга»… |