Тишина.

Тишина шептала. Шелестела черным шелком облетевшей шальной листвы.

Щемился к шершавому забору очумевший от ночного холода взъерошенный пес, уткнув влажный, как чернослив нос, в фольгу из под фарша. А где-то трамвай, укатывая гудящие рельсы, прошмыгнул под ссутуленными фонарями – и снова ни звука, точнее ни чего лишнего.

Осень готовилась встречать зиму. Чинно украшала себя золотом; иногда краснея смущалась, плакала, плакала просто из-за вечно мокрых ног и окружающей серости.

Зима находила ее обессиленной и полностью раздавшей себя. И тогда она накрывала ее и играла колыбельную на струнах гудящих проводов, грея голые ветви свои на обманчивом холодном солнце и о чем-то улыбалась, светясь румянцем на щеках.