Я подношу
мыло
к своему лицу
и его искренний запах
меня уносит:
я не знаю,
откуда ты,
аромат,
не из
провинции ли?
Может, из кухни?
От влажного белья
в посинелых,
звёздчатых
от холода
руках?
От тех
ах! далёких
лилий?
Из глаз
Мари с Елисейских?
От неспелых слив
на ветке?
Или с футбольного поля
и купальни
под дрожащими ивами?
Пахнешь ты срезанными ветвями,
нежностью или пирогом
с чьего-нибудь праздника? Пахнешь
умытым сердцем?
Что вдыхаешь ты,
мыло,
в мои ноздри
вдруг
поутру
прежде, чем залезть в
утреннюю воду,
чтобы после вынырнуть на улице,
посреди людей, согнувшихся
под тяжестью грузов?
Какой аромат из дальней
деревни –
бутоны юбок,
мёд сельских девушек?
Или, может,
это старый
забытый запах
лавки пряностей
или аптеки:
толстое белое сукно
в руках крестьян
толща счастья
рыжего сахара,
или на буфетном столике
у моей тёти
красная гвоздика
как красный луч
как красная стрела?
Так это
твой живой
запах
дешёвой лавчонки,
незабываемого одеколона,
салона парикмахерской,
дикой провинции,
прозрачной воды,
чистой воды?
Вот
какое ты,
мыло, – настоящее наслаждение,
преходящий аромат,
который скользит
и тонет, похожий
на слепую рыбу
в глубинах ванной.