Ключ
Нет прощения тому, что исчезает; Оправдания (за неимением объекта). Ход. Горчичный дым над кораблями Филигранной проволочной сетью.
Донные соскобы скоро меркнут, Даже в глубочайшем из футляров, В этом симбиоз, никак иначе. Будет волос моря к ним тянуться, Под луной шагая и под солнцем, Через стёкла бус, промытым светом Насыщая страшные наросты.
Ржавчина с бортов. Чешуйки тела, Вот откуда осень злость качала, Вот откуда набиралась дрёмы…
Светлячков захомутали волны. Как детей своих под вечер держат, Так, что струны к темноте – немеют.
Воду ключевую влей в бутылку, Где была недавно газировка – Неспокойный, сладкий дух напитка Симбиоза проведет обводку.
Настил
В некоторой точке утверждены ноги ноги оканчиваются ступнями, а те подогнаны «что и не просунешь волоса», к деревянному настилу
Далеко внизу шел человек вернее, тело человеческое, хвала всем богам далеко внизу человеческое тело совершило поворот примерно на девяносто градусов
Утром пар стелется по гнилым доскам, а изнутри всё выели черви разных калибров далеко внизу черви стали жуками.
Девочка наблюдает, как я бреюсь. Сучья кислятина её подмышек. (сами собой перерастали в настилы) когда кожа слегка обозначилась, по девочке прошла рябь и всю сместила.
Сирена
она собиралась вдруг выйти, и громко, и топот увязший в поставленном на бок как-будто-дожде рекордер пытается раскровить чуть-чуть, она собиралась вдруг выйти, Она говорила: «Вложите мне в руку, мое» тело в песке неровно царапающий пластину дня рекордер.
Капсула для просмотра старья с двояковыпуклым стеклом – «иллюминатором дня». «Давайте отложим переговоры, вы, пожалуйста, подготовьте до завтра документы, хорошо?» Она собиралась вдруг выйти – застопорилась на простом (простое легче легкого, легкое легче простого).
Она делала бутафорский стриптиз. Пласт свечения держался на тонких пиявках, тянущихся от ее ключиц, тянущихся к матери, прильнувших. Она собиралась, вдруг горы малинового мармелада сделали свое дело. Камера для нетронутых горечью ошметков случайности.
Рыбак-2
В обстановке обычно зерно еле различимо. Мальчишка-рыбак придумывает для себя темноту такую… неподвижную. Как выброшенный на берег левиафан для прыгучих рачков, живущих в гниющей морской траве.
На самом деле – это зернышко.
Почему же тогда оно правдиво скрипит, а из участка, где Стандартный Набор Бытовых Вещей в него утыкается – сыпется черной пылью на головы людей, и они злы оттого, что мальчишка опять не вымыл полы. Оттого, что улов не соответствует ожиданиям, оттого, что кто-то сказал что-то не так, как требовалось, оттого, что даже когда улов соответствует ожиданиям, через какое-то время этого мало, или этого слишком много, чтобы заметить в улове ценную рыбу. Или это просто совсем не то, что нужно.
Мальчишка придумывает для себя темноту. Пацан придумывает, что море подвижно; будто снаружи – это всего лишь пленка, о которую чешут спины какие-то…
Веселые крики на берегу, мальчишка вскакивает и убегает вприпрыжку.
Разговор у озера
«Продержусь на сухом топливе», – Давай дымить. Улыбается. История, рассказанная в эти дни, когда головастики скидывают хвосты, разом заполнила все карманы. Клякса Роршаха на спине трактуется по-другому, а может, просто иначе пот ввинчивается в футболку.
Ось ведьминых кругов – длинна. По скоплению белка над городами, по равномерному пятну наноэмоций катится, качение вполне привычно след, конечно, размазывается, но скоро сотрется
«Я срочно холсты подставлял и давай узоры, на полотнах редко хватало места», - Молчит «многозначно».
Кажет зрачком ромбичность. – Где вы были в субботу с восьми утра до одиннадцати вечера? Что бы он ответил, что бы он ответил, что бы он от- ветил?
Эмбрион
- Сомневаюсь: можно ли рукою взять за жабры звук, под корень вырвать что-то непонятное, такое, из чего он состоит и дышит, чем от тишины он отделился?
- Говоришь ты так: «Не знаю, можно ль звук за жабры ухватить рукою, из чего он состоит и дышит, что-то непонятное, такое, чем от тишины он отделился, собственной рукой под корень вырвать?»
( )
(Наконец-то едины две скобки, нарисованные простым карандашом, между которыми ничего нет, или есть ничто. Ну, в общем-то, сырая бумага, испещренная канавками. Должно быть, это и не бумага вовсе.
Ну почему же «вовсе»? Категоричность приводит к тому, что между скобками, раз уж на то пошло, прочерчены клетки, утреннее время от себя отрывает для них частичку цвета. А если приглядеться, то, по правде говоря, там, между этих скобок, всё же, что-то написано, хотя и без нажима.)
|