Глубина вверх была сотней или даже тысячью миниатюрных женских пальчиков – определенно, только мизинцев, - одетых в белые перчатки свадебных нарядов. Пальчики струились как замершие на мгновение ручейки, а глубина всецело накрывала нас, собиралась в самом центре – там, где должно висеть солнце, - и исходила оттуда вниз сводом заиндевевших мистических витражей. По ним, этим прекрасным фрескам из цветного стекла, пробегали мириады искрящихся капелек. Свет был серо-голубой, нежный, почти невидимый, и лишь в некоторых местах позволял себе расходиться от неуверенных полутонов к четкому и осознанному штриху серого. Однако такая кристаллизация случалась лишь на определенном расстоянии от нас, и расстояние это всегда оставалось неизменным – по сему истинно серый цвет никогда не смог бы оказаться в наших руках. Все это напоминало коридор без дверей и конца. Позади нас был серый цвет, впереди он терпеливо ждал нашего приближения, и лишь здесь и сейчас, прямо у центра снежного свода мы обладали чистой световой энергией, которая питала нас ровно один шаг. На секунду мне показалось, будто над нами монолитная гигантская толща, которая вот-вот обрушится всей своей вселенской тяжестью на наши головы. Я сжал руки и зажмурился, но даже в глубине черноты моих век я угадывал очертания шевелящихся белых пальчиков. Теперь, вглядываясь в кромешную тьму оборотной стороны своей кожи, я разглядывал в ней все самые яркие картины жизни одновременно, и это было потрясающее зрелище. Очевидно, страх или почти клаустрофобия, вызванная застывшей сверху лавиной мертвенно-бледного снега, аккумулировали воспоминания в моем мозгу, и теперь я отчетливо видел и даже ощущал себя в некоторых эпизодах жизни как заново. Вот моя бабушка, она варит суп и кричит что-то соседке через кривое испанское окно. Слева школа, где я прожил забавную и смешную жизнь. Над широким приземистым зданием проплывают стальные дымчатые облака. В облаках купается мой дед, а в его руках черный велосипедик, перетянутый красной лентой, - подарок мне на десятилетие. Открыв глаза через секунду, я ощутил, что все вернулось на место. Страх, без сомнений, был вызван мимолетным затмением того чудесного ярко-желтого пятнышка, что сидело наверху и освещало нам путь. Сара спела своим спокойным голоском, похожим на флейту, несколько слов из какой-то старой американской песенки, по-моему, рождественской. - Спасибо, - сказал я. Позади шлепали ботинки. «Интересно, эти поймали серый цвет? Ну, уж нет, только не Фрэнк». Вероятно, он ускользает так ото всех без исключения. Вероятно, нужно сделать что-то слишком замечательное, чтобы хоть на секунду подержать его в руках. Правда я всегда думал, что та часть спектра, что расходится к черному, какая-то нехорошая. Если серый цвет происходит от «той» части спектра, - стало быть, он не может быть ангельским существом, и возможно даже, надо сделать что-то очень плохое, чтобы он подошел к тебе близко и позволил окунуть в него руку. Вдалеке щелкнула ветка, спугнув последние мысли. Пахло соснами и водой. Глаза давило от бросающихся оттенков. Усталость сидела на наших плечах удобно и даже громко посвистывала намокшей одеждой, когда мы в шагах сбивались и прошворкивали раза три впустую. Но впереди ждал вечер у камина, сидр и разговоры, всякие дружеские забавности и шарады. Эта теплая мысль не поддавалась даже назойливым хрустящим веткам. - Вот, господа! Приобрел замечательную трость… Мокрый хрип - это голос Фрэнка. Он всегда много говорит и хвалится. Все знают, что он пустой. - В министерстве у всех трости без набалдашников, а у меня вон как!.. Эх!.. Я не смотрел на его трость и тем более не видел набалдашника. Гораздо более завлекающим мне казалась картина впереди. Фрэнк все что-то говорил-говорил, а я шел дальше, зная, что, скоро мы подберемся к выходу из этой чащобы и наступит момент, когда хитрому серому существу придется выбрать – исчезнуть или позволить нам дотронуться до него. С нетерпением ожидая этого победного часа, я ускорил шаг и впился глазами в конец снежного коридора. Проявилось долгожданное овальное окошко ослепительно белого света, и вдалеке сбоку - черная раскосая поленница. Впереди топали медленно, и я уткнулся в узенькую твидовую спинку Сары. У нее длинные волосы-пружины, и она никогда не надевает шапку. Сара явно задела какую-то деталь в этом хрупком механизме и получила белые сверкающие крошки себе на волосы. «Поймать во что бы то ни стало этот серый цвет!» - подумал я, и сосредоточенно уткнулся в кайму увеличивающегося белого окошка. Эта тонкая кромка точно подрежет его. Мне всегда говорили, что я немного сумасшедший. Некоторые боятся доверять мне ответственные дела, многие смеются у меня спиной. Им невдомек, что просто в этом мире кто-то умеет замечать детали и к тому же получать от этого удовлетворение. Природа создает массу всяких вещей – нелепых, красивых, кривых и ровных, - но если приглядеться к какой-то детали отдельно взятой вещи, можно увидеть, что и она, эта рассматриваемая деталь распадается еще на множество и множество мелких частиц, и так – до бесконечности. Я всегда старался культивировать в себе эту особенность. Начинал с того, что пытался записать увиденное, иногда формулировал и собирал забавные предложения. Здесь очень интересным оказывалось то, что почти все вещи и формы, представшие передо мной, вызывали у меня образы других, совершенно на них не похожих вещей и даже событий. Описать это в блокноте было невозможно, это не поддавалось рациональному отношению. К примеру, куски колбасы с белыми жирными дырочками, подданные как-то раз на завтрак во Франкфурте, - я увидел в них картину причудливого средневекового замка: горы, темные камни, бойница, шевелящиеся фигуры громоздких рыцарей. Сидя за столом, я вдруг воскликнул: «Какие огромные ворота!», и, безусловно, озадачил присутствующих. Что навело меня на мысль о крепости? Темно-красный ли цвет копченого мяса, бордовые прожилки в нем – может, все это напомнило мне структуру древних каменных стен? Не знаю… Я захотел сейчас крикнуть Фрэнку, чтоб он заткнулся, потому что парень усиленно зудел мне в правое ухо. Знаете, что стало с серым существом, когда мы приблизились к поляне? Ничего! Оно просто исчезло. Да, растворилось в белой пустоте возле поленницы. Напрасно переворачивать бревна – его там нет, я знаю. Его нет и в пустом белом небе с гирляндой закрученных ледяных зигзагов, в лесу его тоже нет. Его вообще не было. Оно – всего лишь сгусток оттенков, которые окружали нас, и если вернуться назад и осторожно всмотреться в его бездыханное тельце, то, наверняка, можно различить там все то, что мы видели раньше – снежный свод, ярко-желтое пятно, золотой набалдашник на трости Фрэнка, даже самого Фрэнка, пружинистые волосы Сары и маленькие крупинки на ее твидовой спине. Мы отражаемся в оттенках, которые нас окружают, и едва изменяем что-то – эти невидимые создания в миг ускользают от нас. Вот уже и домик. Пора прощаться. Серое существо, ты остаешься там, в глубине, которая вздымается вверх. Увидимся ли мы еще? |
Библиотека // Объявления
