Перед нами достаточно сложная, но интересная вещица. Название «Безумная мечта» описывает мир, куда автор приглашает читателя, но не сам смысл произведения. Настолько запутанные мысли, сродни бреду больного человека. Но автор дает некоторые зацепки для размышления. Те, которые, вроде бы и не заметны с первого прочтения, но на втором привлекают внимание. Во-первых, первая точка – эпиграф… и тут же ворон представляется именем Франциско. Не секрет и то, что сам ворон срисован со стиха Э.А.По, конец произведения указывает на эту мысль однозначно.
Замечена еще одна идея – мысль Д. Барри «Питер Пен в Кенсингтонском саду». Концепция «Птицы, это еще не установившиеся люди. И я в том числе. Так сказать, переходный период...» То есть, задумано произведение было фундаментально, проработка отправных точек мысли автора заметна.
Единственно, что портит впечатление, так это отрывочность мыслей, из-за этого происходит некоторая путаница в голове читателя, слишком огромные куски, почти неразрезанная туша, которой можно подавиться.
Больше образности, чем законченных идей. Смысл спрятан, скрыт среди ветвей фиолетового леса. Вызывание ощущения бреда, полусна слишком нарочито, поскольку нить рассуждений рвется, это не нить Ариадны, а клубок, с которым играл маленький черный котенок.
Описания ужасных сцен – дань общему настроению произведения. Но эти вкрапления выглядят чужеродно, словно бы им здесь не место. Есть, есть мысль автора, стремящаяся соединить эти искусственно спаянные кусочки «У меня есть потребность в насыщенных переживаниях, и только странствия в порок и в будущее могут дать мне это». Но мало рассуждений для прочной цепи, поэтому ощущение некоторой небрежности, разобщенности сцен.
Ощущение, что писалось больше для создания образов, поскольку они прекрасны и не вызывают нарицаний. Тонко и изящно описаны всполохи и жизнь странного леса, сцены прописаны любовно, качественно. Мир живет, пусть своей жизнью, где читатель может заплутать, пропасть в рассуждениях ворона, в ответах главного героя. Но все это – живое. И ворон мнится мудрым странником, говорящим загадками.
Несколько неприятных повторов:
«Первое, что бросилось в глаза, это янтарные глаза…» - повтор «глаза».
«Даже деревья замолчали, остановив движение листвы, и ветер притих, и мы остановились» - повтор «остановились», но, возможно, это усиление образа. Поэтому здесь просто отмечаю, как возможность непорядка.
«Посреди комнаты на полу стелилась крышка, закрывавшая вход в подвал. Спустившись, я очутился в подвале» - безусловно, повтор «подвал».
Если подводить итог, то можно отметить строгость композиционного решения произведения, при запутанности идей и недоговоренности. И в то же время есть что-то притягательное в такой постановке мыслей автора. Тянет разобраться, пройти вместе с автором до самого конца рассказа.