Когда я вижу картины альтернативных жанров, в частности те, что большинство малоосведомлённых людей простовато называет «готика», мне иногда начинает казаться: если бы можно было облечь эти тёмные образы в слова, набросить кружевную накидку фраз на мертвенно бледные плечи, скрывая слой пудры на нежной девичьей коже, то, наверное, родилось бы нечто похожее на рассказы Линдона Камусова. Столь же яркие, незабываемые виды капелек крови, стекающих по запястьям, и нежность безмятежных ангельских улыбок, показывающихся из небытия. Стремительный, словно полёт ворона, слог вырывает из мутноватой серой пелены пугающие образы потустороннего мира и неживой плоти. Ужас и восхищение на самой грани соседствуют друг с другом: рядом гроб, с разлагающимся телом, закопанный в лесу отвратительный труп – и в то же время красота, застывшая на фотографиях, над которой не властны смерть и тлен... Мучительные, вызванные из глубин подсознания картины, заставляющие метаться по комнате и стонать от боли. И радость воспоминаний, ослабляющих страдания, успокаивающих в потоках мечты... Надежда на то, что возлюбленная позвонит, может быть, когда-нибудь. Самые выразительные человеческие эмоции переплетаются между собой в причудливой живописи слова и формируют неповторимую сущность рассказа «Моя принцесса».

Превосходными литературными приёмами достигается загадочность образов: некоторые сравнения удивляют поистине босховской сюрреалистичностью. «Истошно кричу, разбивая пространство на окровавленные куски воздушной плоти», «Кончики солнечных лучей ударяются о мертвую ткань и отлетают в мое окно. Я вижу на стекле отражение ее лица, преломленного пространством, воздухом окаймленное, почти живое, дышащее вакуумом пустоты...» - цепочкой следуют друг за другом детали описания, столь же странные с точки зрения логики и здравого смысла, сколь и завораживающие необычностью. Иногда они сбиваются на вопли отчаяния, на разговорную речь, подчёркивая эмоциональность и душевный надрыв.

Отрывок композиционно завершён: он начинается и заканчивается девой в свадебном платье; но финальный эпизод, как широкий мазок кистью, неясен и расплывчат: он оставляет читателю лишь догадки и домыслы. Но нить, которая ведёт в слепой тьме предстающих видений, помогает найти главное. Пурпурное пятно на свадебном платье – означает только кровь... Вместе с этой картинкой тут же возвращается из предыдущих строк: «вонзаю нож в грудь и прощаюсь навсегда с перманентной грустью в глазах двух сестер...»; и снова слышится обращённый в телефонную пустоту вопрос: «- а сестру? почему?...» - как лишённый смысла в страшной реальности слабый упрёк перед смертью, настигшей так же неумолимо. Закопанная в лесу мёртвая Анни, лежащая без движения в гробу Ада – кто они? Порождение ли нездорового сознания главного героя, сходящего с ума в четырёх стенах, выплёскивающего поток мыслей на старую тетрадь и протыкающего иголками олицетворение любви и боли – фотографию на стене? Или настоящие жертвы? И что означают эти иголки? Уколы жизни ли, или порывы ранящего ветра, или мучения ожидания?

Всему итог – агония и истерия... Зима и лето на лице – противоположность настроений и ужасная двойственность облика и образа мыслей. Тревога и печаль вместе с холодной жестокостью и самодовольством убийцы. Воспоминание проносится перед ним и остаётся позади, внутри пространства, окаменевшего кусками плоти... Высвобождение боли изнутри или, наоборот, лишь новый поток страданий, накапливающихся в душе? «проникнуть в землю как лопата и заснуть» - вспышка, исполненная отчаянием, снова вызывающая перед глазами картину старого преступления. Конечно, герой никуда не выходил из комнаты: он разрывает могилу в воображении, видя перед собой лишь ту самую фотографию...

Авторская манера письма здесь на высоте. Нет лишних деталей: все они связаны между собой и сплетаются в одно произведение, это один доведённый до предела напряжения отрывок из наполненного страданиями и душевными победами пути главного героя по лабиринтам собственной судьбы и своих воспоминаний.

Тут превосходно точно специально выделенное дважды слово «перманентный»: непрерывный, постоянно изменяющийся... Как и комната, как и образы, как и вся жизнь. Как и тёмная душа героя, к которой нет жалости, но в которой начала сама пробуждаться жалость...