|
Это первая часть из планируемого цикла статей о взаимопроникновении различных видов искусства – живописи, музыки, литературы.
Синтез искусств расцвёл в начале XX века, подарив миру таких необычных художников – в самом широком смысле этого слова – как Кандинский, Врубель, Скрябин, Римский-Корсаков и, конечно, Чюрлёнис.
Что можно сказать, услышав имя – Микалоюс Константинас Чюрлёнис?
Да, конечно, в первую очередь, что оно трудновыговариемое. Потом, возможно, если вы учились в музыкалке, всплывёт пьеска из хрестоматии… Звучание завораживало, вот и запомнилось. Но то, что имя это принадлежало великому литовскому композитору, родоначальнику литовской музыки и фантастически самобытному художнику, не относящемуся ни к одному течению, – это вряд ли известно современному человеку.
Александр Блок однажды сказал:
«Художник – это тот, кто роковым образом, даже независимо от себя, по самой природе своей, видит не один только первый план мира, но и то, что скрыто за ним, ту неизвестную даль, которая для обыкновенного взора заслонена действительностью наивной; тот, наконец, кто слушает мировой оркестр и вторит ему не фальшивя.»
То, что это можно отнести к Чюрлёнису, не вызывает никаких сомнений – примечательно, что метафора с мировым оркестром имеет здесь двойственное значение. Чюрлёнис соединил в своём творчестве музыку и живопись – на что до него не решался никто – и во всём сумел достичь гармонии. Но для начала я хочу вас познакомить с его биографией.
Микалоюс Чюрлёнис родился 22 сентября 1875 года в Варене (ныне Литва).
Отец художника был сыном крестьянина, но хлебопашцем не стал, а выучился играть на органе. Три года спустя после рождения сына семья Чюрлёнисов переезжает в Друскининкай, где маленький Микалоюс получает первые уроки музыки от своего отца. К семи годам он знает нотную грамоту и превосходно читает с листа.
После курса народного училища и обучения в оркестровой школе князя Огинского, уезжает в Варшаву, где с начала 1894 года поступает на фортепианный класс Музыкального института (позже – Варшавской консерватории). Именно тогда зародилась его тесная связь с этим творческим городом.
Как композитор Чюрлёнис становится известен с двадцатилетнего возраста, когда печатаются его прелюд, ноктюрн и мазурка в варшавском музыкальном альманахе «Меломан».
(вот кое-что из его музыкальных произведений:
остальное можно найти по ссылке, указанной в библиографии)
В студенческие годы Чюрленис увлечен историей и естественными науками, а в литературе отдаёт предпочтение Достоевскому, Гюго, Гофману, По, Ибсену. Интересуясь классической философией, он, в то же время, мечтает о романтически-совершенном мире.
В 1899 году Микалоюс Чюрлёнис заканчивает консерваторию и отказывается от предложенной должности директора в музыкальной школе Люблина отчасти из-за интуитивного неприятия внешней сытой устроенности, но более всего – из-за сжигающей его жажды творчества.
Чюрлёнис задумывает первое большое сочинение – симфоническую поэму «В лесу» (1900-1901). Это произведение, с которого начинается история литовской профессиональной музыки. По своему жанру это – пейзажная картина, лирической темой которой является жизнь природы, однако не природы вообще, а природы литовской.
В Лейпцигской консерватории Чюрлёнис учится в 1901—1902 гг.
Оттуда он пишет:
«Купил краски и холст. Наверно, ты скажешь, что холст мог бы пригодиться на что-нибудь другое. Мой дорогой, я тоже чувствую угрызения совести из-за этих истраченных марок, но должен же я иметь на праздники какое-то развлечение».
Ещё несколько лет начинающий художник Чюрлёнис набивает руку, рисуя фигуры людей, простые пейзажи и композиции. Он посещает бесплатные рисовальные классы и всецело поглощён известной ему одному идеей.
Он пишет картину «Лесная музыка»
Что послужило толчком? Когда он наконец почувствовал в себе, если не силы, то, по крайней мере, движение, направленное наружу, – этакий вектор, который рвётся из каждого существа, способного видеть, – непреодолимое желание рассказать, показать. Но только тот добивается конечной цели, «сделанности» своей работы, который в состоянии смирить этот вулканический поток и аккуратно работать, поддерживая пламень внутри.
Важно отметить, что Чюрлёнис до самой кончины сомневался в себе. Он был очень требователен. Зачастую подобное самоограничение можно принять за ложную скромность или, пуще того, кокетство. Но нет, Микалоюс Чюрлёнис при всех сомнениях, ему свойственных, знал себе цену. Только неудовлетворённость результатом могла двигать его ещё дальше, ещё выше.
Вот, что пишет художник о самом плодотворном периоде в жизни, лете 1909 в Плунге:
«Насладился я временем великолепно, потому что написал около 20 картин, которыми иногда недоволен, а иногда расставляю, всматриваюсь и радуюсь…»
«Писал по большей части с 9 утра до 6-7 вечера, а потом меньше, только из-за того, что дни стали короче».
В это благословенное время Чюрлёнис не оставляет и музыку. Один за другим он сочиняет то пять, то семь прелюдий буквально в несколько дней. Он едва успевает записывать.
Ранее в Петербурге он входит в круг известных художников и мыслителей «Мир Искусства» (кружок, образовавшийся вокруг русского художника, историка и теоретика живописи, А. Бенуа. Вначале они собирались для совместного чтения и обсуждения книг, лекций о живописи, истории, слушания музыки. Позднее они начали выпускать журнал «Мир искусства». Так и осталось название «мир-искусники»).
Чюрлёнис знакомится с Бенуа, Бакстом, Сомовым, Лансере, Маковским. Они поражены искренностью и чистотой чюрлёнисовских полотен.
Первое моё заочное знакомство с живописью Чюрлёниса произошло случайно. Мне подарили книгу Хорхе Луиса Борхеса, на обложке была изображена картина.
«Соната № 6. Соната звёзд».
То, что это Микалоюс, я тогда не знала. Но впечатление от картины получилось неоднозначное.
Меня поразило неожиданное видение цвета и фактуры, внеземная образность – как можно предположить, что этот человек жил в двадцатом веке? Казалось, он провидец. И взгляд его стремится к таким высотам в видении мира, которые и по сию пору недостижимы.
Отдельного внимания заслуживает монументальный цикл «Сотворение мира». Сюжет древний и очень не простой. Но Чюрлёнис по-своему трактует эту тему тем. Постепенно движется мысль художника от хаоса через космос... опять к хаосу. Что становится вершиной созидания, вершиной познания (и это после найдёт отражение в «Сонате солнца» – постепенный приход к абсолютной истине, а, следовательно, и безотносительному покою) – на тринадцатом листе цикла (отметим символичность числа чюрлёнисовских «дней творения», кстати, только в третьей работе есть какое-то приближение к канонам: надпись в углу картины по-польски «Sta? si?» – «Сотворись!»), так вот, на тринадцатом листе цикла изображён уж – символ мудрости и «царь познания».
Но, пожалуй, самой важной идеей во всём творчестве Чюрлёниса является благородное смирение. Возведённое в превосходную степень восприятие окружающего не может быть передано яркими красками. Отсюда возникает знаменитая «бледнопись» Чюрлёниса. Сходный в чём-то с красками родной литовской природы тусклый колорит как раз и приводит к гармонии в изображении.
Гигантские моря, поражающие воображение колоссы, тысячи молний и мрачные кресты – вся богатая, не вмещающаяся в сознание чюрлёнисовская образность диктует свои законы. И это значит, что цвет отныне прочно сплетён с мыслью художника, он уравновешивает формы.
Что и выступает наружу, если всмотреться в цикл «Сутки». Одна за другой работы художника открывают мир исполинов, которые маскируются в привычные глазу пейзажи. Но никто так не слеп, как тот, кто не хочет видеть. От «Утра» к «Ночи» настроение картин меняется. Примечательно, что темнота у Чюрлёниса ассоциируется с тёплыми, мягкими тонами. Такие постепенные переходы от агрессивного, таящего опасность дня к нежным сумеркам, которые, однако, не лишены тревоги, очень символичны и кочуют из цикла в цикл.
«Утро»
«День»
«Вечер»
«Ночь»
Известный критик и искусствовед, член Общества ревнителей художественного слова, Валериан Адольфович Чудовский писал о Чюрлёнисе:
«Природа не всегда открывает нам свою тайну. Вы пройдете сто раз мимо этих деревьев... и все это будет только привычным пейзажем. Но вот однажды, – Чудовский пишет о «Летней сонате», – в жаркий летний день, пространство наполнится трепетной мглой дрожащего под отвесными лучами воздуха, сверкание будет слепить наши глаза, все очертания будут колебаться, и мы почувствуем кругом возможность наваждения, возможность марева, возможность безумия. И мы не отдадимся ему.
А Чюрленис дерзал! Он отдавался наваждению, он звал к себе это священное безумие. Великое дерзание духа нужно, чтобы не устрашиться, когда из-под ног уходит последняя почва обычных, спокойных ощущений, и чтоб в последние мгновения не уцепиться за последнюю возможность видеть «как всегда». Но Чюрленис дерзал, и просветленному взору его открывалось скрытое значение вещей...»
«Летняя соната»
Цикл «Соната солнца» построен по музыкальным канонам и имеет четырехчастную структуру:
«Аллегро»
«Анданте»
«Скерцо»
«Финале»
Однако творческий подъём лета 1909 года, пережитый в Плунге, конечно, потребовал необыкновенного напряжения духовных и физических сил. В сентябре 1909 снова в Петербург. И там художник, композитор не даёт себе ни минуты покоя. Чюрлёнис работает на износ, не оставляя места усталости. В каждой его работе – будь то полотно или музыкальное произведение – звучит мотив времени. Беспощадности и величия времени. Вместе с тем, исподволь на холст вырываются тревожные краски, тоскливые образы. Так возникают «Кладбище»
и «Жематийские кресты».
Всё чаще обнаруживаются признаки душевного расстройства и трагического одиночества…
Чюрлёниса увозят в варшавскую лечебницу для душевнобольных. После нескольких месяцев врачебного контроля ему наконец разрешают немного рисовать. Но ожидаемого улучшения не наступает даже в конце весны 1910 г.. Силы художника истощены.
В это время его картины продолжают жить и поражать зрителей космическими сюжетами на выставках, следующих одна за другой в Вильнюсе, Варшаве, Москве, Петербурге. Когда в 1910 году возрождает общество «Мир искусства», Микалоюса Чюрлёниса признают его членом. Готовится выставка в Мюнхене, куда предлагают отправить и картины великого литовского художника…
10 апреля 1911 года Чюрлёниса не стало.
Мстислав Добужинский, в своё время способствовавший признанию Чюрлёниса в Петербурге, напишет тогда в письме А. Бенуа:
«Смерть, впрочем, часто как-то «утверждает», и в этом случае всё его искусство делает (для меня, по крайней мере) подлинным и истинным откровением. Все эти грёзы о нездешнем становятся страшно значительными… «
Одна из самых ранних серий его работ, «Похоронная симфония».
Зритель проходит от картины к картине... Кажется, время замедляется, и сочувствующий становится участником процессии, идёт вместе с безмолвной толпой. А глубокий контраст последней картины – в сравнении со всей серией – звучит финальным аккордом – гробовой тишины. Чюрлёнис добивается здесь тесной связи со зрителем, и этот контакт говорит сам за себя.
«Глаз меньше ошибается, чем разум», – мог бы присоединиться Чюрлёнис к мнению Леонардо да Винчи. А тот писал: «И если ты скажешь, что зрение мешает сосредоточенному и тонкому духовному познанию... и что такая помеха привела одного философа к тому, что он лишил себя зрения, то на это следует ответ, что глаз как господин над чувством выполняет свой долг, когда он препятствует путанным и лживым... рассуждениям».
Вот так и получилось, что главным поприщем Чюрлениса стало изобразительное искусство. Слишком, видимо, конкретны были его идейные искания, слишком определенны и пластичны образы, чтобы он вполне мог самовыражаться, оставаясь лишь музыкантом. А с другой стороны, совсем он заблудился в жизни и очень уж честным был человеком, чтобы увлекать неизвестно куда как можно больше людей наиболее широко доступным искусством – литературой.
Возможно, потому и остаются неведомыми его картины – сознательно или бессознательно запутанные автором, которого, впрочем, нельзя упрекнуть в той детской наивности в изображении; ведь если ребёнок рисует профиль, то обязательно добавит второй – невидимый – глаз, так поступал и Чюрлёнис, приоткрывая завесу очевидного мира, за которой – бесчисленные ступени мира Сверхприроды, новой Вселенной. И, как заметил А. Бенуа по поводу «Рая»: «Ведь лестницу он видел и подымался по ней достаточно высоко...»
Сам Чюрлёнис писал:
«Я полечу в далекие миры, в край вечной красоты, солнца и фантазии, в заколдованную страну…»
Вглядитесь ещё раз в глубоко проникнутые музыкой и космической гармонией работы:
«Фуга»
«Прелюд»
«Арка Ноя»
«Кораблики»
«Тишина»
«Сказка королей»
Триптих «Rex»:
Библиография:
| 
Администрация // Объявления
